- Ваня и Вася.
Ночью обозы остановились в открытой степи. Стоящие у дороги дом, сарай и хозяйственные постройки, беглецы тут же разобрали на дрова. По всей длине колонны от горизонта до горизонта зажглись многочисленные костры. К небу потянулись жидкие дымки. Люди отчаянно пытались согреться у огня.
Платон поставил на костер котел со снегом, Дарья нажарила пресных лепешек на предусмотрительно захваченной из Старого Хутора сковородке, и они все вместе поели. Но дети возле костра умудрились перемазаться в саже. Увидев их чумазые лица, сидевший рядом седой казак захохотал так весело, что взмокли ресницы. Люди с недоумением начали оборачиваться на его яростный смех. И вдруг послышался вначале один осторожный смех, потом другой, а затем уже дружный хохот потряс всю округу. Среди всеобщего уныния и безнадежности выражение безудержной радости прозвучало неожиданно. Обстановка разрядилась.
- Что вы делаете! Мы же на улице находимся. Как я вас теперь вымою? - всплеснула руками Полина.
- Давно не смеялся от души - сквозь смех сказал старый казак.
Полина разбавила кипяток снегом, отмыла детей теплой водой, а затем насухо вытерла сухим полотенцем.
Ночью не спалось, спать на открытом воздухе еще не привыкли. Перед самым рассветом обозы тронулись в путь. Шли весь световой день и под вечер пришли в село с притихшими жилищами, где даже цепные псы не кидались с лаем. Началась насильственная реквизиция за сибирские деньги, которые ничего не стоили. Выгребали все что находили. После них - воробью клюнуть было нечего. Как жители до весны будут жить - одному Богу известно. Но мало дожить до весны - свежий урожай попадет на стол только осенью.
Белая Армия часто входила в опустевшие деревни и села. Жители уходили, угоняли скот и уносили с собой все, что можно было унести. Крестьяне встречали белых враждебно, потому что огромные обозы оставляли их без средств существования.
Утром обозы вышли из села и в полдень пришли в большое село, полностью забитое отступающими войсками. Улицы и переулки были наполнены шумом и суетой. Легкий ветер разметывал дымы из труб. Под крышами изб и на ветках деревьев висли длинные белые пряди инея. Во дворах на цепях рвались, лаяли собаки.
Платон отправился добывать фураж, чтобы накормить своих коней. Но у местных жителей взять нечего. Крестьяне не продавали не потому, что не хотели - просто продавать было уже нечего. Выручили из трудной ситуации оренбургские казаки. Платон встретил хорунжего, с которым столкнулся на берегу Иртыша.
- Здорово дневали!
- А, это ты! Слава Богу!
Казак сдвинул папаху на затылок.
- Поможешь овсом?
- Куда деваться - коня байками не накормишь.
- Как звать тебя?
- Тарас Матюхин,
- А меня, Платон Перелыгин.
Когда они крепко пожали друг другу руки, Тарас показал рукой на всадника:
- А тот, что на коне гарцует с узенькими усами командир нашей сотни подъесаул Арсений Кострикин. Держись нас - легче будет идти. У нас завсегда мясо, мука, зерно водятся.
Платон строго следил за своими рысаками, сохраняя их в силе. Он хорошо понимал, что ослабевшим животным не выдюжить в суровых условиях. Казак лучше сам не поест, а коня накормит.
Платон переставил коней поближе к казачьей сотне. Все избы были набиты ранеными и больными казаками. Перелыгины, оставшись без теплого места, грелись у костра на улице. От стужи даже кости стыли. Дарья прикрыла лицо варежкой.
- Есть хочется. Голод в брюхе дыру проточил.
- Терпи, Дарья, может, где-нибудь остановимся.
- Может, мы вообще зря пошли неизвестно куда?
- Теперь поздно об этом думать, Даша. Казак костьми ляжет, а путь назад не укажет. Ты же знаешь, что нам некуда возвращаться.
Дарья, кутаясь в доху, грустно произнесла:
- Мне хочется просто жить, заботиться о тебе и растить детей. Жить, как раньше жили.
- Что теперь вспоминать старое. Его больше уже никогда не будет.
Дарья с отчаянной болью вспомнила Старый Хутор. Но, что теперь стоят мечты.
- Все еще будет у нас с тобой. Бог милосерден, как-нибудь уцелеем.
Издалека донеслась глухая стрельба. Кто-то вскрикнул как перед смертью.
- На конь! - протяжно прокричал подъесаул - В ружье!
Обозы медленно потянулись из села, не разбирая дорог. Этому сопутствовал тонкий снег.
Стрельба усилилась, начался бой. Арьергард Уфимской стрелковой дивизии отбивался от наседающей Красной Армии. Мимо Платона с Дарьей прошел на коне подъесаул. Он, туго натянул поводья и, сдерживая приседающую лошадь, крикнул Платону:
- Ты, почему отлыниваешь, казак?
- Я ранен, рука плохо двигается, плечо разбито пулей.
Подъесаул стегнул коня и поскакал в хвост колонны, где противники вели плотный обстрел друг друга.