Белые подошли к предместью Иркутска, отвернули с тракта к реке и, преодолев ледяные торосы на Ангаре, в нерешительности остановились, затем, окружив город, изготовились к штурму. Несколько сохранившихся орудий открыли беглый огонь по окраинам Иркутска. Вскоре на горизонте тут же показались густые цепи чешских солдат. Чехи предъявили Войцеховскому ультиматум: если обстрел не прекратится, то они атакуют воинские части Белой Армии. Войцеховский вынужденно отдал приказ остановить стрельбу.
Одновременно командование белых получило известие, что адмирала Колчака расстреляли. Даже сообщались подробности его казни. Расстрельный взвод долго не решался открыть по нему стрельбу. Перед казнью Колчак выкурил последнюю сигарету и скомандовал открыть огонь. После первого же залпа адмирал упал замертво. Затем его тело засунули под лед небольшой речушки, и быстрое течение вынесло тело адмирала в Ангару, а та унесла тело бывшего Верховного правителя России в Северный ледовитый океан, туда, где Колчак до революции занимался в качестве ученого-океанографа в составе русской полярной экспедиции. Адмирал на расстреле вел себя достойно и погиб как офицер.
Через короткое время чехи заявили, чтобы белые обошли город с юга. Воевать с чехами было совершенно бессмысленно, потому что к Иркутску Белая Армия пришла без достаточного количества вооружений и боеприпасов. К тому же многие солдаты и офицеры к этому времени уже находились в болезненном состоянии и голодали. Усложняло ситуацию большое количество раненых и больных. Обозы больше представляли собой передвижной госпиталь, чем армию. Генерал Войцеховский принял и этот ультиматум чехов,
Ночью обозы начали обходить город с юга. Луна разгорелась так ясно, что можно было спокойно идти без факелов. Неожиданно на горизонте загрохотали орудия, совсем рядом возникла и тут же оборвалась ружейная стрельба. Кто-то дико вскрикнул. В лунном свете замелькали десятки темных фигур. Между тем огни Иркутска остались позади, погасли. Начались длинные подъемы и спуски. На крутых горках, лошади неудержимо неслись вниз, перевертывая людей и грузы.
Когда на востоке забрезжил тусклый рассвет обозы вышли на тракт, а потом колонна вошла в деревню Тельцы, где всех охватило глубокое отчаяние.
- Когда же закончатся все наши беды?
- За что нам выпали такие страдания? Матерь Божья прояви к нам милость.
- Разве стоило идти через всю Сибирь, чтобы сдохнуть.
Белые прошли по Сибири тысячи верст, ожидая, что их беды когда-нибудь закончатся. Они уходили все дальше и дальше, но никакого улучшения не происходило. Беглецы жестоко ошиблись в своих надеждах. Этого не случилось ни в Новониколаевске, ни в Красноярске и ни в Иркутске. Все глубоко задумались. Когда изменения произойдут в лучшую сторону? Сколько еще нужно пройти опасных верст? Что ждет всех впереди? Смогут ли они найти где-нибудь себе пристанище? Кому посчастливиться остаться в живых? Да кто ж им ответит на эти странные вопросы.
Дарья стала безучастна ко всему. Она уже ничего не видела. Для нее все происходило как в белом тумане. У девушки открылся сильный жар. Дарья стала настолько слабой, что не могла раскрыть глаз. Она лежала тихая и молчаливая. Жизнь едва теплилась в ее теле. У нее запали глаза, обострился нос и скулы. Лицо побледнело, с него пропал весь цвет. Побледневшая, с темными кругами под глазами она стала неузнаваемой.
Хотя Платон ничего не говорил, но она чувствовала, что он находился рядом с ней.
- Платон - слабым голосом позвала она.
- Да, Дарья - отозвался он.
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо. А, ты?
- Очень плохо. Если я умру - не закапывай в снегу. Похорони меня по православному.
- Не смей так говорить - не помня себя, закричал Платон - Я сделаю все, чтобы сохранить твою жизнь. Ты будешь жить! Запомни мои слова навсегда. Ты мне обещала не отчаиваться. Не смей терять надежду.
- Пускай твои слова сбудутся. Я ведь с тобой и не жила толком.
- Закончится война, и мы хорошо заживем с тобой. Не хуже чем у других все будет.
- Мне кажется, что я уже умираю. Не оставляй меня нигде. Я хочу быть с тобой до конца.
На заснеженном лице Дарьи заиграли огромные болезненные глаза. Она знала, что казак очень сильно любит ее и что он готов даже пожертвовать своей жизнью ради нее. Платон, видя следы страданий на лице Дарьи, которое всегда было веселым и приветливым, ощущал в сердце томительную боль. Один раз казак даже подумал, что она уже скончалась, и только, прощупав пульс, он понял, что ошибся, жена была еще жива. Его сердце рвалось из окоченевшей груди - Дарья была ему очень дорога.