— Будешь, Юра!
— Неважно… Я хочу сказать, что мне с тобой хорошо…
— Правда? — И Верка поцеловала его в губы.
Целоваться Юрка умел. До сих пор он именно страстными поцелуями и изводил девчонок. Вцепится, исцелует страстно, наставит кровоподтеков, доведет девчонку до исступления — на том дело и кончается. И на этот раз Юрка тут же ответил ей страстным поцелуем.
— Ого! — сказала Верка, переводя дыхание, и потащила Юрку на диван.
Когда они перестали возиться, Верка сказала:
— Какой ты слабенький, нетерпеливый… Еще совсем ребенок… — Она говорила ласково, но в голосе чувствовалось разочарование. — Обслюнявил всю. Слюнявчик мой маленький… Тебе еще расти надо.
Юрка сгорал от стыда, не знал, как лучше выйти из этой игры. Прикинулся опьяневшим, встал, качаясь, схватился за стул, но не удержался, упал на пол, захрипел, будто ему дурно. Верка побрызгала на него водой, усадила на диван, отерла лицо полотенцем:
— Да ты что?.. В самом деле опьянел?
— Мне плохо… — пожаловался Юрка. — Коньяк крепкий… — А про себя думал: «Опозорился… Опозорился…»
Дома смотрел на себя в зеркало с презрением: ростом не вышел — ребята все обогнали его, кое-кто на целую голову; фигура щупленькая, мальчишеская — другие его сверстники выглядят гораздо мужественнее. Носик маленький, остренький, челочка на лбу… Одни глаза да ресницы — вот и вся краса. Главное — физически слаб, недоносок… В прошлом году еще это не было заметно, а в этом — вдруг все ребята вытянулись, ушли вперед, а он отстал. «Неужели доктор был прав — все это сказалось на росте?..»
Закомплексовал Чижиков…
А время тем не менее брало свое.
В девятом классе, весной, Юрка влюбился. Влюбился по-настоящему в девочку из параллельного класса. «По-настоящему» потому, что до сих пор ни одна из них не задевала его так, как эта. Все они с удивительным однообразием очень быстро падали в его объятия, если не в первый, то во второй вечер уже целовались напропалую, разрешали любую вольность его рукам, и Юрка, не успев влюбиться, разочаровывался, охладевал, искал новый объект для любви, а прежний ходил еще какое-то время за ним по пятам с набрякшими от слез глазами.
Сейчас же все было не так. Эту девочку, Ларису, он знал и раньше, но почему-то не обращал на нее внимания. А тут вдруг, словно проявилась она на фотографической пластинке, — предстала перед ним стройная, длинноногая, большеглазая брюнетка, стриженная под мальчика. Откуда все взялось?! Юрка даже остолбенел. Принялся штурмовать — полетели пробные записки, но они остались без ответа. Улучив момент, он пристроился к ней после уроков и проводил до самого дома. Во время этих проводов она не выказала неприязни к нему, но на его ухаживание смотрела как-то иронично и даже взять себя под руку не позволила. У дома Лариса, ни на минуту не задерживаясь, убежала к себе, не дав согласия на следующую встречу. Это озадачило Юрку.
Вскоре на танцах он снова подкараулил ее, не отпускал от себя весь вечер и опять пошел провожать. Но результат был тот же. Главное, он видел, что она не кокетничает, не ломается, а просто держит себя умно и строго.
Ее строгость задорила Юрку, горячила его сердце, появился азарт. В ход были пущены стихи — «Лариса — стройнее кипариса», хотя Юрка в своей жизни еще не видел кипариса и логичнее было бы сравнить ее с березкой или с пирамидальным тополем, но чего не сделаешь ради рифмы? Кстати, эпитеты Юрка, как правило, черпал не из мира, им увиденного и прочувствованного, а из услышанного или прочитанного. Но в том круге, в котором Юрка пока что вращался, все сходило за первоклассный товар. Лишь Лариса к его стихам оставалась равнодушной.
Юрка начал «страдать», сгорать от любви и все делал, чтобы она видела, знала, как он влюблен и как мучается от неразделенной любви. Отчасти это было действительно так: Юрка полюбил Ларису, но чтобы убедить ее в этом, стал прибегать к чисто театральным приемам.
Чтобы показать, как он исхудал и осунулся, Юрка решил навести у себя под глазами синие разводья. Однако, не найдя подобной косметики в доме — мать кроме губной помады и пудры ничего не применяла, Ксения по малолетству тем более такими делами не занималась, — Юрка нашел выход: поджег кусочек резины, закоптил стекло и этой сажей стал наводить тени под глазами. Навел — и сам удивился, как здорово получилось. Большие глаза казались теперь в глубоких впадинах, и выражение лица от этого сделалось скорбным, измученным, печальным. Первой поразилась мать: