— Без-зобраз-зие! Такой политический ляп допустили! Недоумки, олухи царя небесного! Такой случай упустили!
— Ну, упустили… — соглашался с ним Председатель и смотрел на него виновато. — Упустили… А если разобраться — никуда мы его не упустили, догоним… Никуда не денется, все в наших руках. А как бы ты поступил на моем месте? Ведь никаких конкретных указаний не дали? — он кивнул на телефоны. — Значит, думаю, обсудить, но…
— «Но»! «Но»! — вдруг заскрипел зубами Философ. — Я не раз говорил тебе: твоя мягкотелость нас до добра не доведет! Властью надо уметь пользоваться. Для чего тебе поставлена «вертушка»? — он ткнул пальцем в белый аппарат с золотым гербом на диске.
— А ты? А ты — первый заместитель! Ты что-нибудь посоветовал? Стал тут размазывать свое «добро по добру». Какой ты помощник?
— Да кому и в чем помогать? Тебе на пенсию пора идти, дедушка добрячок!
— Вот-вот! Ты спишь и видишь, когда займешь мое место! Ну иди, иди, на, садись! — он приподнялся в кресле.
— Прекратите без-зобраз-зие! — рявкнул Мичман.
— Ребята, ребята! — всполошился Друг детей. — Ну зачем же так? Давайте спокойно, дружно… Ну не надо ссориться, прошу вас…
Воцарилась минутная тишина, которую нарушил усатый Провинциал:
— Я ведь говорил вчера, не послушали: на полную катушку надо было лупануть. И были бы на высоте.
— Ну, говорил… — плаксивым голосом сказал Председатель. — Говорил. И я говорил. Я правильно квалифицировал явление — как ЧП. То есть — как чрезвычайное преступление! Ну?
— Да… — подал голос Критик. — Опростоволосились, нечего сказать. Бес попутал. Премию… За что премию? Ведь пишет и заумно, и банально… Это ты виноват, — взглянул он на усача.
— Я-а-а?! — угрожающе стал подниматься со стула усач.
— Да, ты, — не испугался Критик. — Ты первый произнес слово «премия».
— Но в каком смысле!
— Все равно…
И тут прорвало Вышибалу:
— Да таких гадов!.. Таких подонков!.. — он нацелил указательный палец на то место, где вчера сидел Воздвиженский. — К стенке! И расстреливать без суда и следствия! А мы тут антимонию развезли. Стрелять гадов надо!
— Ну, стрелять… — усомнился Председатель.
— Да ты что? — пожал плечами Философ. — Ты что, метафоры не понимаешь?
— От такой метафоры, знаешь… — Председатель поежился.
— Вот я и говорю: тебе сестрой милосердия быть, а не судьбы людские решать. Да тем более — в такой обстановке.
— Ну, хватит, — сказал Мичман. Он посмотрел на часы: — Через пятнадцать минут придет Воздвиженский. Надо всем собраться и быть готовыми к единодушному строгому осуждению. Вплоть до исключения из союза.
— Да, да, — подтвердил Председатель. — Именно так ставится вопрос.
— Да его иначе и ставить нельзя, — сказал Критик.
— Я со всеми согласен… — поднялся Друг детей. — Только отпустите меня: у меня через полчаса совет «Красных следопытов». Дети ждут… Детишки…
— Ты же говорил, что он завтра будет? — напомнил ему Председатель.
— Нет, нет, на сегодня перенесли. ЦК комсомола перенес…
В этот момент вошла секретарша и положила перед Председателем записку:
— Телефонограмма от Воздвиженского.
Председатель стал долго смотреть в записку, Философ не выдержал:
— Ну что там? Читай вслух!
— «Прибыть на секретариат не могу. Заболел ».
— Врет! — догадался Вышибала.
— Издевается, — определил Философ.
— Вот вам! — злорадно сказал Мичман. — И что теперь будете делать? Я же говорю: упустили.
— Ничего. Перенесем на завтра, — сказал Председатель. — Еще и лучше: вы все подготовитесь как следует — напишете свои речи.
— А если он и завтра не явится? — спросил усач.
— Будем обсуждать заочно. А что делать?
— Правильно! — закричал Вышибала. — Вот это правильно! К стенке гада — и без никаких метафор.
— Ну вот, — обратился Председатель к Другу детей. — Как раз успеешь на свой совет.
Друг детей виновато осклабился и остался сидеть, а Председатель обратился к стоявшей все еще подле него секретарю:
— Пошлите Воздвиженскому четкую и категоричную телеграмму: срочно явиться завтра к четырнадцати ноль-ноль на секретариат.
— Иначе будут применены санкции, — добавил Философ.
— Не надо, — отмел с ходу это предложение Председатель.
— Опять «не надо»! — возмутился Философ.
— Ну о каких ты санкциях говоришь? Приводом, с милиционером приведешь, что ли?
Философ в ответ только крякнул и заходил нервно вдоль стола.