— Он? — спросила Даная.
— По-моему, его голос, — сказал Чижиков, прильнув ухом к приемнику.
«Конечно, есть там и талантливые люди. Но им очень тяжело проявлять себя. К примеру, молодой еще поэт Чижиков. Совершенно своеобразный поэтический голос…»
— Обо мне говорит! — обрадовался Чижиков. — Молодец! На весь мир!
«…но ему очень трудно живется. О нем почти не говорят, замалчивают, печатают редко и неохотно».
— Дурак и провокатор твой Воздвиженский, — сказала Даная. — Он и впрямь может навлечь беду.
— Ты думаешь? — насторожился Чижиков и после этого целую неделю дрожал, бледнел от каждого стука в дверь, от каждого телефонного звонка. Однако это не мешало ему ночами, накрывшись одеялом, слушать одно и то же интервью Воздвиженского и упиваться пьянящей мыслью: «Обо мне говорят за границей! Обо мне знает заграница! Теперь меня не посмеют тронуть! Но храбрости этой хватало ненадолго, здравый ум подсказывал: «Тронут… Если понадобится, еще как тронут!..» И с неистовостью обреченной кликуши молился: «Хотя бы пронесло! Господи, пронеси эту беду мимо. Минуй меня чаша сия…»
Однажды телефон зазвонил, как показалось Чижикову, необычно резко. Он даже вскочил и стоя ждал, пока Даная снимала трубку.
— Юра, тебя, — сказала она спокойно, но он так перепугался, что не сразу сообразил, о чем идет речь, и захлопотал растерянно, стал лихорадочно прятать листок евтюховской рукописи, с которой переписывал текст своим почерком.
— Юра, тебя! — прокричала Даная. — Уснул, что ли?
— Меня? Зачем? Кто?
— Откуда я знаю. Какой-то грубый мужской голос.
— Мужской голос? Но почему ты не спросила?.. — Чижиков осторожно, будто она была раскаленной, взял трубку, хотел подать голос, но в горле запершило, он откашлялся, сказал: — Але… Я… слушаю… Чижиков слушает…
— Юра, ну где ты там? — раздался в трубке густой бас Горластого. — Ну что же ты? Я о тебе хлопочу, а ты ни звука. Передумал, что ли? Или упиваешься славой? Заграница о тебе вовсю говорит!
— Да ну, о чем ты… Перестань, — Чижиков оглянулся — не слушает ли его кто посторонний. — Ничего я не передумал. Просто заработался…
— Это хорошо! Но надо и это дело ковать. Ректор к тебе хорошо относится, готов взять, но ему, сам понимаешь, нужен толчок сверху.
— Откуда?
— Ну, из союза… Сам понимаешь. Хорошо, если бы твоя Даная нанесла визит Никону. Да и ректору — тоже было бы неплохо. Владимир Петрович ее хорошо знает, но сам понимаешь… А? Попроси ее. Дело стоящее. И не тяни долго, куй, пока горячо, а то остынет… Тут узнали некоторые, уже лезут, а я держу пока оборону, для тебя держу, понял?
— Понял.
— Ну давай, действуй! Что-то ты не в духе? Брось! Брысь, тоска, брысь, печаль! Ха-ха! Ну, бывай! Обнимаю.
— Кто звонил? — спросила Даная.
— Горластый.
— А… Дружка нашел!
— Он по делу… Еще прошлый раз он говорил, но я забыл тебе сказать. В Литинституте открывается вакансия: семинар по поэзии.
— И ты забыл мне сказать об этом? — удивилась Даная. — О самом главном не сказал? Ну милый! Что же ты раздумываешь? Бери немедленно этот семинар!
— Я как-то не принял это всерьез… Думал, сижу весь в романе, семинар может помешать…
— Чему? Юрочка, счастье само плывет тебе в руки! Это же синекура! А почет? А общение? И на роман у тебя времени хватит с избытком: подумаешь, семинар! Бери!
— «Бери»! Там не все так просто: претендентов много.
— Вот видишь! А ты раздумываешь…
— Не все так просто, говорю тебе. Ректору нужен толчок… Чтобы начальство из союза позвонило и порекомендовало меня. Например, Никон. Мне самому идти к нему…
— Давай я схожу, — сказала Даная просто. — И к Никону, и к ректору.
— Да… Сходи, пожалуйста, если тебя это не шокирует.
— Шокирует? Глупости какие! Пойду и все улажу. Никон мне не откажет и Владимир Петрович тоже, он ко мне хорошо относится еще со времен Евтюхова. — И уже скорее для самой себя, чем для Чижикова, произнесла: — Удивительно, как в жизни бывает! Взял жену Евтюхова, как Евтюх «заболел» исторической темой, а теперь и семинар евтюховский возьмешь.
— Горластого.
— Это теперь. А до этого его вел Евтюхов.
— Ну при чем тут Евтюхов? — поморщился Чижиков. — Просто совпадения: по одной стежке ходим.
Не откладывая дела в долгий ящик, Даная тут же принялась за макияж лица, потом достала самое модное платье, нацепила огромные металлические пластины-серьги, браслеты и предстала перед Чижиковым: