А гений так и не поймался… Да по правде говоря, не очень-то и хотелось, чтобы он поймался. Это сколько возни потом предстоит с ним! Тут вот объявится иногда мало-мальски талантливый, с небольшим вывихом от серенького стандарта — и то забот не оберешься. По крайней мере в писательских кулуарах — точно, не очень хотели хорошего улова. И прежде всего не хотел его великий деятель, радетель и защитник молодых талантов сам Чижиков. А и в самом деле, какой ему резон выявлять человека умнее и талантливее себя? Это даже противно любой элементарной логике. Он же прекрасно понимал, и любой другой деятель тоже понимал, чем грозит ему лично обнаружение такого феномена. Вот он и старался вовсю создать лишь видимость правдоподобия такого поиска. Не случайно ведь его отдел в шутку прозвали «комиссией по борьбе с молодыми». А она, эта комиссия, на самом деле таковой и была. Все, что делалось для молодых, делалось по велению свыше, машина катилась помимо Чижиковой воли, он лишь умело взбивал радужные брызги вокруг всего этого да снимал пенку: скрупулезно собирал, фиксировал, где, кто и что сделал, и вставлял в свои отчеты.
Однако, если сказать, что Чижиков совсем ничего не делал или делал что-то противное этой кампании — было бы большой неправдой. Канцелярия Чижикова работала на всех парах, колесики крутились, вертелись, приводные ремни шуршали, перегретый пар валил изо всех щелей — того и гляди разорвет котлы: шум, гам, трескотня! Чижиков следил за отбором рукописей, тасовал списки участников семинаров, выносил их на утверждение. Сам, где только можно, выступал, представлял, анализировал, итожил. В выступлениях Чижиков так поднаторел, в такой вкус вошел, что ораторствовал теперь где надо и где не надо. На любом собрании, на любом заседании, о чем бы речь ни шла, он обязательно тянул руку и выступал — говорил о проблемах молодых. А если приоткрыть завесу, так главной побудительной причиной такой его активности было то, что в газетных отчетах всегда поименно называли выступающих. Вот он и старался, вот он и активничал — и убивал этим нескольких зайцев: делал видимость работы и свою славу раздувал, имя свое тиражировал.
Особенно полюбились ему творческие вечера: разливается, бывало, соловьем, сыплет примерами то из Корана, то из Библии, которых он и в руках не держал, а знал лишь понаслышке, то оседлает своего объезженного конька — «проблема молодых» — его тема, его епархия: весь в заботах, весь в поисках, самому писать некогда — все о молодых печется.
На пору его царствования пришлось как раз и открытие журнала «Молодые голоса», в организации которого он принял активнейшее участие. Он все силенки напрягал, чтобы в кресло главного редактора этих «Голосов» посадить не кого иного, а именно Сашу Говорушкина. И хотя в высоких инстанциях на этот счет были другого мнения, он проявлял завидные настойчивость и упорство, ходил, обивал пороги у большого начальства, доказывал, что лучшего редактора, чем Саша Говорушкин, не сыскать.
Ну как тут скажешь, что Чижиков бездельничал или же не проявлял?.. Проявлял!
— Нам хотелось бы, — сказали Чижикову, — чтобы редактором журнала стал человек, далекий от групповых пристрастий, чтобы он стоял над ними, а не под ними.
— Вот это он и есть такой, Саша Говорушкин! — воскликнул Чижиков. — Милейший парень!
— Да, конечно, он милый, честный. Но тут нужен такой человек, чтобы мог и противостоять напору: ведь не секрет, его сразу же начнут подминать — то одна группа, то другая, то третья. Конечно, журнал «Молодые голоса» — и ваша, так сказать, епархия, ваша забота, и именно поэтому хотелось, чтобы вы тоже поняли такую опасность, думали о ней и заботились об объективности нового издания. Чтобы у журнала был один критерий для отбора к публикациям — талант. Высокий уровень художественности и идейности. И только.
— Ну, это само собой…
— Нет, не само собой. Само собой ничего не делается, об этом надо заботиться. А как вы смотрите на такую кандидатуру, как Бронислав Борисов?
Говоривший был вежлив, мягок, голос не повышал, он был у него ровен и спокоен. Назвав Борисова, он пристально посмотрел на Чижикова.
— Критик? — уточнил Чижиков.
— Да, критик.
— Но он же критик, — сказал Чижиков так, будто это была самая постыдная профессия. Он помнил, как этот критик «Брон. Бор.» разделал его поэму. Правда, это было давно и вряд ли здесь об этом знают или помнят. — Он критик, а журнал-то художественный.
— Ну и что? Может, это и хорошо? У него не будет пристрастия и к жанрам.