— Надо идти через город на Старобешево, потом на Тельмановку…
— Старобешево знаю! — обрадовался Гурин. — Перед войной был там. Это же где Паша Ангелина!
— Ну!
— Найду! Что там разведать?
— Надо наладить связь. У нас связь оборвалась…
«Связь… оборвалась…» — слушал Гурин эти слова и ушам своим не верил. Неужели пришла наконец его очередь включиться в борьбу с оккупантами? Только бы это был не розыгрыш!
— Мы выручали из плена командиров Красной Армии и переправляли их через Новоазовское на ту сторону.
— Мы тоже одного выручили, — поторопился сообщить Васька, чтобы Белозеров не думал, что он сидел все это время сложа руки. — Подкрепился и ушел. Сказал, что будет пробираться к своим.
Белозеров выслушал, одобрительно кивнул.
— Ну а мы сами помогали. У нас это дело было хорошо налажено. Особенно зимой. А с лета связь оборвалась. Вернее, мы не пользовались ею. А сейчас надо летчика переправить.
— Мне его отвести туда?
— Нет. Он раненый, пока выздоравливает. Надо просто разузнать обстановку.
— Хорошо, — сказал Гурин твердо. — Я пойду.
— Мне или кому-то из наших идти опасно: нас там уже засекли. Последний раз я еле смылся оттуда, — сказал Белозеров и продолжал: — Пойдешь туда под видом меняльщика: возьмешь соли килограмма два и пойдешь менять за нее тюльку.
— Соли-то…
— Я дам тебе соли. Пароль и адрес запомни, никаких записок не бери с собой. — Он попросил листок бумаги, написал на нем то и другое, подвинул Гурину: — Читай и запоминай. Запомнил? — И он тут же сгреб листок, скомкал его в кулаке. — Это крайняя улица, у самого моря. Третий домик от конца. У хозяина шрам на правой щеке под глазом, и он хромоногий, ходит с палкой. В поселок постарайся прийти в конце дня… Да оно так и будет, если из дому выйдешь рано утром… В хату зашел, мол, в поисках ночлега. А пришел сюда за тюлькой. Ну а дальше… Дальше все будет зависеть от обстоятельств и твоей смекалки…
Гурина распирало от радости и гордости, что и ему наконец-то доверено серьезное дело, но и страх невольно закрадывался в душу: «А вдруг сорвется?!» Но нет, об этом не надо, нельзя думать!..
— Хорошо, — сказал он. — Пойду… Попробую: выйдет ли из меня разведчик?
— Выйдет, — твердо отрезал Белозеров. — Только будь поувереннее.
— Спасибо, — усмехнулся чему-то Васька. — За доверие.
— А чего? Ты же не такой, как твой дружок Жека Сорокин. Мы все знаем.
Когда Белозеров ушел, мать кинулась к Ваське:
— Чего он приходил?
— Да так… Поговорить.
— «Так» ночью и в такую погоду не ходят. Не дури мне голову.
— Да какая ночь? — Васька кивнул на ходики: — Еще и восьми нет. — Мать ждала ответа, и он сказал ей: — За тюлькой приглашал идти на Азовское море. Там на соль рыбаки ее меняют.
— А где у нас столько соли? И зачем нам тюлька?
— Как зачем? Есть. А остальное можно на базаре на одежу променять. Соли обещал дать, у него много ее.
— Опять что-то затеваешь? — сказала мать. — Ой, гляди, сынок, не рискуй зря.
— Ладно, — пообещал Васька, чтобы успокоить ее.
27
День всего потратил Гурин на сборы — и рано утром, перекинув через плечо рюкзачок с едой и сшитым из клеенки мешочком с солью, отправился в путь.
До Новоазовского добрался почти без приключений. Нашел и улицу, и нужный дом, и того мужика со шрамом на правой щеке. Суровый на вид, хозяин дома оказался мягким и приветливым. Увидев Ваську, он, наверное, сразу догадался, от кого и зачем пришел этот парень, но пока тот не произнес пароль, он и намеком не выдал себя. Хозяин пригласил хлопца в хату, крикнул весело жене, будто бог послал им долгожданного гостя:
— Эй, жинка, принимай ночевальщика!
Жена его что-то заворчала недовольно, но, увидев Ваську — измученного, мокрого, который, стесняясь своей грязной обуви, смущенно мялся у порога, — смягчилась, сказала ласково:
— Проходьте, проходьте…
— Да нет… Я тут… — Васька глазами указал на свои ноги.
— Ничого. Зараз усюды грязюка…
— Нет, — упорствовал тот, не решаясь сделать и шага по чистому полу. — Я сейчас… — И оп принялся распутывать веревки на своей обувке. Сняв галоши, он увидел, что в них полно дорожной жижи, а ботинки были такими грязными, будто на них и не было никаких галош.
— Степка, дай человеку шось на ноги, — крикнула она мужу, который все еще возился в сенях, закрывая наружную дверь на крючки и засов.
— Зараз, — отозвался Степан.