Однажды ему попался особенно задиристый и успевший набраться кое-какой техники клиент. Раз за разом он доставал Томаса болезненными апперкотами в солнечное сплетение, и тот не выдержал. В драках Ольсен не был новичком – в порту Буэнос-Айреса и самых миролюбивых быстро обучали искусству использования коленей, локтей и головы, не говоря уж о кулаках. Поэтому, переждав в глухой защите длинную серию и чуть продышавшись, Ольсен неожиданно шагнул на соперника, заставив его отступить назад. Специалисты определили бы размашистый удар Ольсена как правый свинг, но Томас тогда не разбирался в деталях. Зато эффект от попадания в левую скулу противника был поразительным – клиента будто выключили. Глаза его закатились, колени подкосились вправо, а плечи с повисшими руками – влево. Он так и упал – подогнув под себя ноги в мягких спортивных туфлях. Придя же в себя через минуту панического обмахивания полотенцем, спрыскивания водой и сования под нос нашатыря, любитель апперкотов напрочь забыл все дневные события и лишь испуганно выяснял, где он и почему оказался в мокрой одежде.
Ольсен улыбнулся, вспомнив Марко Чивеккьо, тем вечером затискавшего его бицепсы и икры, рассмотревшего пальцы и измерившего грудную клетку матерчатой лентой. Содержатель клуба сам поднялся из профессиональных боксеров – успел до кризиса вложить деньги в небольшой зал на Саут-стрит. Поэтому, когда он, наконец, прохрипел: «Если хочешь, швед, приходи завтра на часок пораньше – я готов с тобой заниматься», Ольсен колебался недолго. Через три месяца он получил деньги за первый выигранный бой – десять баксов нечистыми однодолларовыми бумажками, обмененные у кассира на одну, но с портретом Гамильтона. Впрочем, ее уже на следующий день пришлось потратить на бывшую в употреблении детскую коляску и кое-что из вдруг ставших доступными мелочей.
Его боксерская карьера продолжалась меньше трех лет. Сил у него было достаточно, дыхания хватало и на 10, и на 20 раундов, с каждым боем нарастал опыт, но увеличивался и возраст. Ольсену всегда не хватало техники, а тут стала пропадать и скорость. Массу ударов, достигавших его головы и корпуса, уже трудно было не замечать, поэтому летом 1932-го Чивеккьо пошел ва-банк, договорившись о бое с самим Максом Бэром (2). Условия были кабальными: при любом исходе поединка Шведу Ольсену (так его прозвали журналисты) доставалось лишь десять процентов от сборов. Но выбора у него не оставалось.
------------
(2) Макс Бэр (настоящее имя Maximillian Adalbert Bear) – американский боксер из немецкой еврейской семьи. Особую популярность снискал, сыграв главную мужскую роль в фильме «Боксер и леди». Пообещав разделаться с двумя «нацистами», в 1933 году победил бывшего чемпиона мира Макса Шмелинга (Германия), а в 1934 году стал чемпионом мира, одержав победу над итальянцем Примо Карнерой.
------------
В третьем раунде Макс рассек ему верхнее веко, зацепив перчаткой и роговицу глаза, но Томас продержался еще две трехминутки – полуослепший, неспособный правильно оценить расстояние, промахивающийся и пропускающий удары, наносимые Бэром с присущим ему артистизмом. Перед началом шестого раунда Чивеккьо, хрипевший: «Не давай ему бить, слышишь! Вяжись или отходи!» - вдруг остановился, скривился лицом и выбросил мокрое полотенце на середину ринга. Из зала он вышел под оглушительный свист разочарованных зрителей, и Ольсен смог отыскать тренера лишь через час, в баре за квартал от места проигранного поединка. Чивеккьо был уже мертвецки пьян, хотя на мокром столике перед ним стояла лишь пустая пивная кружка, а об отмене сухого закона тогда еще и не мечтали.
Затянувшись в очередной раз, Ольсен заметил, что трубка погасла, и аккуратно выбил ее о поручень. Дождь не собирался прекращаться. Его косые серые струи были видны на фоне темных откатных дверей расположенного невдалеке склада. Там, на высоком бетонном пандусе, стайкой мерзнущих воробьев расселась скучающая артель грузчиков.
Лязгнуло железо двери, перекрывающей проход к каютам. Ольсен оглянулся и заметил вышедшего на галерею высокого мужчину. Он показался смутно знакомым – где-то уже попадались на глаза и эта широкополая шляпа, и светлый плащ. Но разглядеть пассажира не удалось: будто почувствовав внимательный взгляд Ольсена, тот быстро повернулся и зашагал прочь по галерее, стуча каблуками и поднимая на ходу воротник.