Еще не хватало… - подумал Ольсен. – Повсюду шпики начинают мерещиться! Хотя, чего уж тут удивляться: Гувер ли, Рузвельт… Профсоюзников и, уж тем паче, коммунистов никто из них не любит. Да еще собравшихся в Испанию, где полгода назад начался захват помещичьих земель, и вот-вот произойдет национализация фабрик. Полиции все равно, спортивный ты репортер или политический: работаешь не в той газете, едешь, куда не следует, - достаточно для подозрений в антигосударственной деятельности.
Ольсен убрал трубку и направился к себе в каюту. Уже прикрывая за собой дверь, еще раз взглянул в сторону шпика – тот глубокомысленно разглядывал железнодорожный кран, будто видел такой впервые в жизни. Черт! Приходилось лишь надеяться, что соглядатай не поплывет с ними через Атлантику до самой Барселоны и сойдет на берег перед отдачей швартовых.
Жена с дочкой развлекались, чем могли. Светился потолочный плафон, забранный железной сеткой, на крошечном столике под занавешенным иллюминатором были разложены цветные карандаши с листами бумаги. Мария, прикусив от напряжения кончик языка, вырисовывала над крошечным домиком, спрятавшимся в высокой траве, неровный красный овал.
— И что это у тебя будет? – поинтересовался Ольсен, снимая плащ и заглядывая через плечо дочери.
— Неужели, дедди, ты такой глупый, что даже солнце не можешь узнать?
— А почему солнце такое большое и на грушу похоже? – заупрямился Томас.
— Перестань называть папу дедди! – вмешалась жена. – Как по-испански «отец»?
— Papa, - нехотя ответила Мария.
— А еще?
— Padre.
— Отстань от девчонки, - вступился Ольсен. – Пусть рисует.
— Она скоро думать будет по-американски! – возмутилась жена.
— И правильно, - кивнул Томас. – Она американка, и не забивай ей голову. Вот окажемся в Барселоне – сама увидишь: через месяц застрекочет на каталонском бойчее тебя!
Ольсен сел на кровать и развернул сверток, в котором оказалась целая пачка газет.
— Черт! – воскликнул он вскоре. – Неужели все это сойдет им с рук?
— Кому им? – спросила жена без интереса, наблюдая за потугами Марии нарисовать солнечные лучи. Пока они больше напоминали волнистые, рыжие и густые волосы.
— Итальянцам! Лига Наций всерьез рассматривает вопрос о снятии с дуче экономических санкций.
— Они помогли?
— Держи карман шире! Чернорубашечники слопали Абиссинию, не поперхнувшись. Что это за санкции, если все необходимое они могут ввезти через Германию? А наци закон не писан – они даже не состоят в Лиге…
Его жену вопросы далекой Европы не интересовали, ее беспокоило совсем другое.
— Ты хорошо себя чувствуешь? – вдруг спросила она.
— Вполне, - ответил муж.
— А меня мутит что-то…
— Э, миссис Ольсен! – сел на кровати Томас.
— Да, мистер Ольсен?
Муж протянул руку, ухватил супругу за локоть, притянул к себе.
— Ты мне брось такие намеки! Эти… Ну, ты понимаешь! Давно были?
— Вот-вот должны прийти.
— Не шути так! Скажи сразу, если что! И чемодан сегодня полдня таскала… - схватился Ольсен за голову.
— Жареная колбаса была жирновата, - сказала жена, отметая подозрения. – Насколько я понимаю, отдельных туалетов в каютах не предусмотрено. А где здесь удобства – ты успел заметить?
— В конце коридора. Для истинных леди – левая дверь.
После ухода жены Ольсен снова прилег на узкую жесткую койку – одну из двух, имевшихся в каюте – и попытался вчитаться в газету. Однако на ум пришли совсем иные мысли.
Ему скоро тридцать пять, и все худшее, казалось бы, позади. Есть работа по душе, возможность командировок и общения с интересными людьми. Есть любимая жена и не менее любимая дочь. Есть даже немного денег, но, правда, очень немного. Он понимал, что рабочая газета, в которой Ольсен четвертый год подвизался спортивным репортером, не способна платить ему больше цента за слово – от нее требовалось еще и оплачивать поездки в Бостон и Чикаго, Фриско и Майами, проживание в гостиницах, услуги телеграфа и телефонные переговоры. Еще удивительно, что “Дейли Уоркер” нашла средства на отправку собственного корреспондента в Барселону. Впрочем, удивительного как раз мало: не каждый день проходит «Народная олимпиада», организованная испанским правительством и объединившими для такой цели КСИ и СРСИ (3). Общий бойкот Берлина не удался: буржуазный МОК не обнаружил нарушений олимпийских принципов в фашистской Германии. Прискорбно, что американская делегация все-таки поедет в Берлин, но само наличие в ее составе евреев и чернокожих спортсменов заставит Гитлера нервничать. А уж когда на арену выйдет Джесси Оуэнс (4)… Ольсен хохотнул, не заметив, как покосилась в его сторону дочь.