— Убери! – отодвинула Гуттиэре от себя его руку.
— Не заставляй меня снова выбрасывать подарок! К тому же он от чистого сердца и предназначается не тебе – Ольсену…
— Вряд ли ему придется это по вкусу!
— Придется-придется! – засмеялся Ихтиандр. – Ты не знаешь, Гуттиэре, а он ведь тогда долго нырял в поисках той самой единственной жемчужины! Нахлебался морской воды, бедняга…
Гуттиэре покачала головой, нерешительно прикоснулась к протянутому мешочку.
— Ольсен ничего мне об этом не говорил.
— Значит, он не все рассказывает!
— Мне все и не нужно. Но за прожитые вместе годы я узнала его лучше, чем он сам себя знает…
— Возьми! – и Ихтиандр натянул ей на запястье веревочную петлю. – Уж Ольсен найдет применение подарку! Честно говоря, мне он ничего не стоил – у островов Туамоту этого добра достаточно. Но… может быть, ты подумаешь?
— Нет!
— Отец предупреждал меня, - вздохнул Ихтиандр, – отговаривал.
— Сальватор – умный человек, этого у него не отнять. Не мудрый, пожалуй, и не добрый, но умный…
— Не говори так плохо об отце!
— А почему я должна скрывать свои мысли? – возмутилась Гуттиэре. – Он спас тебе жизнь во младенчестве – честь ему за это и хвала. Но занимался ли он тобой после? Дать тебе способность жить в океане, и при этом отобрать право общаться с людьми – это ли признак доброты и милосердия? За пересадку акульих жабр, за кров над головой и пищу, которую ты получал у доктора до тех пор, пока сам не научился брать у моря все необходимое – за все это ты давно с ним расплатился! Хочешь сказать, что не доставал ему со дна ничего ценного: ни ветки кораллов, ни жемчуга, ни золотых монет с затонувших кораблей – ничего?
— Конечно, приносил, - пожал Ихтиандр плечами, - но это мелочи. Жизнь и свобода стоят гораздо дороже!
— Свобода… - Гуттиэре вдруг почувствовала безмерную усталость от разговора с когда-то близким ей человеком. – Твоя свобода – это свобода дикаря в тропических джунглях, свобода волка в пустыне. Но даже те предпочитают жить племенами и стаями! Какое сегодня число? – внезапно спросила она.
— Третье, - вздрогнул Ихтиандр.
— А день недели?
— Четверг.
— Пятница! Скажи мне, на что ты потратил эти годы? Что ты узнал, что сделал? Ну, кроме, конечно, твоих подводных забав с дельфинами и кальмарами!
— Гуттиэре, - мужчина отступил на шаг, – я не пойму тебя. Хочешь сказать, что я впустую трачу свою жизнь?
— Это ты сам сказал, - она пожала плечами, - не я. Могу лишь посоветовать…
«Боцмана на бак, швартовую команду к левому борту!» - прокатился над кораблем усиленный рупором голос капитана.
— Иди! – приказала Гуттиэре. – Пароход вот-вот отплывет!
— Что ты хотела мне сказать? – Ихтиандр отступил еще на шаг к трапу. На лице у него застыла растерянная улыбка.
— Хотела дать совет, но поняла, что он покажется тебя глупым.
— Какой именно?
— Постарайся остаться человеком!
— Хорошо, - улыбнулся Ихтиандр и надвинул на голову шляпу, - договорились! А теперь прощай, Гуттиэре. Вряд ли мы еще увидимся, но я всегда буду помнить тебя!
— Прощай!
Ихтиандр повернулся к ней спиной и быстро зашагал к лесенке, спускающейся на палубу. Уже внизу он обернулся и прокричал: «Кстати, дочь на тебя совсем не похожа – вылитый Ольсен!» Гуттиэре лишь помахала в ответ рукой, проследив, как он достиг сходней и легко сбежал по ним на пирс.
Через минуту возле трапа закопошились матросы, втягивая его на борт вместе с отданными швартовыми концами. Другие разворачивали на палубе брезент, укрывая им закрытые створки трюмного люка. Вскоре корабль плавно отвалил от причала, увлекаемый портовым буксиром к выходу из нью-йоркской бухты.
Свет в каюте был выключен, если не считать ночника в изголовье кровати, на который Ольсен набросил свою клетчатую рубашку. Сам он устроился в уголке и что-то строчил в тетради с ледериновой обложкой. Мария спала, укрытая шерстяным одеялом.
— «Сарагоса» отходит, - шепотом сказала Гуттиэре, расстегивая плащ.
— Действительно, - подтвердил Ольсен, отдернув шторку и взглянув в иллюминатор. – Ты не видела, этот тип в шляпе не сошел на берег?
— Это не тип…
— А кто же?
Гуттиэре освободила запястье от мешавшего ей мешочка, подошла и положила его на стол перед мужем.
— Кто еще может сделать такой подарок, угрожая в случае отказа вышвырнуть его в море?
Ольсен, не осознав сказанного, распустил шнурок на горловине и с дробным стуком высыпал содержимое мешочка на стол. Десятка два черных жемчужин чуть не дюймового диаметра раскатились по рисунку дочери, налились холодным ночным сиянием.
— Черт побери! – подавился Ольсен возгласом. – Неужели… Ихтиандр?