По мере того как земля выступала из ледяного тумана, ехать становилось все веселее. Хоть было на что посмотреть — видишь что-то новое, а не только плоский лед, окружавший нас со всех сторон. Правда, это была не гористая местность, но все же на ней виднелись холмы и волнистые неровности, а вершины их поднимались метров на сто в высоту. Мы достигли берега и въехали в залив слева от того, по которому думали следовать дальше. По всей вероятности существовал только один этот перерыв в береговой линии. Однако, проехав с милю и достигнув основания залива, поняли, что пошли неверным путем, и поэтому Ристведт поднялся на небольшую возвышенность для лучшей ориентировки. Сверху он увидел настоящий залив. Ристведту удалось отличить землю ото льда по ледяному припаю, шедшему вдоль берега.
Этот припай образуется от того, что море, так сказать, промерзает до дна на мелком месте у самой береговой линии. Припай образуется при полной воде во время прилива. При наступлении же отлива, когда океан убирает из-под льдов свою широкую спину, лед не может вынести своей собственной тяжести, стремится опять опуститься на спину океана и поэтому ломается под берегом, где и ложится на дно, не будучи в состоянии следовать за отливом. Лед у берега остается лежать на дне, а на более глубокой воде еще немного оседает, так что образуется ступень, на которую нужно подниматься, если хочешь со льда перейти на берег. Высота ступени достигала двух-трех футов, и вследствие этого Ристведт с вершины увидел, что в долину заходит узкая полоска воды. Нам оставалось только переехать через небольшой перешеек, чтобы снова попасть на правильный путь.
Я намеревался пройти до основания залива, но когда мы спустились на лед, то неподалеку от другого берега увидели остров, на котором стояла какая-то удивительная постройка, очень похожая на гурий. Конечно, надо было исследовать ее подробнее. Эскимосы не строят таких гуриев, они кладут только друг на друга отдельные камни. Этот же гурий выглядел весьма монументально. Мы переехали через залив и поставили палатку на самом берегу острова. Потом пошли на его вершину.
Это действительно был гурий, хотя и не такой высокий, каким он нам показался с первого взгляда. Дело в том, что через вершину острова переходила береговая складка в виде узкого гребня в 5 метров вышины. На западном же конце этого гребня было пирамидальной формы возвышение, а на нем построен гурий из больших плоских известняковых камней.
Мы разобрали гурий. Меня всегда немного коробила такая работа, связанная с разрушением. Гурии, сами по себе жалкие кучи камней, служат, однако, знаком человека, работы человека в диких пустынных местах. И даже не только одно это. В нерешительности, переживаемой перед снесением гурия, таится чувство почтения к тем людям, которые были здесь до тебя. Для них гурии что-то обозначали, как имеют значение и те гурии, которые мы ставим сами. Может быть, преодоление какой-нибудь трудности. Может быть, шаг вперед к цели. Этот след чьего-то пути, след, который уцелеет наперекор столетиям, хотя давно уже стаял тот снег, по которому сани прокладывали свой путь, и хотя имя самого исследователя уже исчезло, как растаявший снег. Это символ победы, поставленный на пяди земли, вырванной у мрака, у враждебных сил.