21 мая. Было 2 часа утра, когда мы стали лагерем. От ночного путешествия нам так хотелось спать, что мы сварили себе на ужин только пеммикана. Ждать целый час, нужный для того, чтобы мясо попало нам в "чемоданы", было невозможно. Когда мы проснулись, — правда, это было уже через 11 часов, — мы оба были страшно голодны. По-видимому, ужин из пеммикана был недостаточно сытным. Мы съели только установленный паек — 400 гм на человека. Но к этой порции полагался еще и шоколад, а его нельзя было варить из-за экономии горючего. Нам стало ясно, что суточный паек с пеммиканом, в качестве основной еды, всего 0,8 кг пищи, ни в коем случае не может уменьшаться. Поэтому мы выпили еще по лишней чашке шоколада.
Грустно было думать о том, что нам скоро придется возвращаться. У скверной погоды одно преимущество — тебя не тянет уйти подальше от своей базы. Но печально, что ты вынужден утешаться такими резонами, которые должны быть чужды энергичному и дельному исследователю.
22 мая. На мысе Свердрупа мы отделались всего лишь одним днем стоянки на месте. 22 мая пошли дальше. Свежий ветер дул нам прямо в лицо, и мы шли теперь через широкую, с низкими берегами бухту, бухту Норвегия, к северу от мыса Свердрупа. Перед самым отъездом я поднимался на мыс Свердрупа, чтобы произвести измерения, и нашел старый круг из камней от стоявшей там палатки. На самой вершине лежал очень большой валун. На него я положил высокий продолговатый камень из палаточного кольца. Такие гурии далеко видны, и стоят они прочнее.
Берег вдоль бухты был совершенно плоский, как и сам северный мыс, Пойнт Исаксен. Когда мы дошли до него, я увидел, что Ристведт бежит ко мне. Я остановился, чтобы он мог меня догнать. Он попросил у меня бинокль. Поэтому я предположил, что должно быть что-то случилось. Осмотрев вокруг лед и не заметив ничего, я решил, что Ристведт ошибся. Но оказывается он все-таки кое-что увидел. „Медведь", сказал он. Слово можно было скорее понять по движению губ, чем услышать. В моем спутнике проснулась страсть охотника, и он боялся спугнуть медведя. Впрочем, нечего было бояться этого. Это действительно был медведь, но очень далеко. Он стоял на огромной ровной льдине, простиравшейся от мыса Исаксена почти до самого горизонта, где начинался торосистый лед. Голова на изумительно длинной шее была опущена вниз ко льду. Ноги напоминали четыре коротких колонны. В его положении не было ничего внушавшего страх. Очевидно, он стоя спал. Его желтоватая шерсть была такого же цвета, как и взломанный грязный лед; почти невозможно было отличить медведя от окружавших его льдин. Вдруг он повернул голову к нам, и тогда с поразительной ясностью стал виден его черный нос. Ничто в царстве снежной королевы, ни камень, ни обнаженная земля, ни глубокая тень, не бывает такого черного цвета, как нос белого медведя. Ошибиться невозможно даже и на расстоянии мили. Медведь смотрел на нас, — вероятно, он услышал собачий лай. Но вскоре повернул голову и продолжал спать.
Ристведт взял с собою Силлу и пошел к медведю. На подходящем расстоянии он спустил собаку, показав ей предварительно направление. Та пошла вперед сначала медленно. Но потом, как будто сразу увидев медведя, понеслась стрелой по льду, как черная черточка. Я спустил еще несколько собак. Они мало-помалу научились понимать, что значит, когда Ристведт уходит с ружьем. Они неслись по его следам, потом промчались мимо него, пока он медленно пробирался по снегу, и стали нагонять Силлу. В бинокль я видел, как медведь снова повернул голову по направлению к саням. Собаки не лаяли, так что, вероятно, он повернул голову случайно. Но зрелище, представившееся его глазам, сразу пробудило в нем жизнь. Он повернулся всем телом и поднял голову. Медведь стоял так одно лишь мгновение. Инстинктом или по опыту он знал волков, которые могут загнать даже медведя, пока тот не упадет от усталости, хотя по сравнению с величественным медведем каждый из волков имеет жалкий вид. Здесь же он увидел свору из 7-8 быстро мчавшихся собак, рассыпавшихся по льду, словно черные точки. Здесь дело шло о спасении жизни. Покой ледяной пустыни был ужасно нарушен. Медведь подскочил сразу всеми четырьмя лапами и повернулся. Затем галопом помчался к торосистому льду, со всех своих ног спасая жизнь.