30 марта я отмечаю в своем дневнике: "Вик поправляется, температура утром 38,8, ровный пульс 116. Вечером температура 37,6, пульс 114, ровный. Аппетит возрастает. Стул хороший". В этот вечер я был в хорошем расположении духа, надеясь на скорое выздоровление больного. Меня не будили ночью, а потому я был уверен, что найду нашего пациента в хорошем состоянии, когда пошел на берег завтракать. Но меня ожидали печальные вести. Ночью у больного начался сильнейший озноб. Линдстрем, лежавший к нему ближе всех, навалил на него массу одежды. Когда же и это не помогло, Вик попросил, чтобы сам Линдстрем лег на него. Линдстрем так и сделал, и припадок озноба прошел. Затем Линдстрем затопил плиту и нагрел комнату. Он не хотел звонить ко мне, так как бушевала сильная метель. Это было, разумеется, нехорошо со стороны Линдстрема, но он поступил так с самыми лучшими намерениями. Да, вероятно, я все равно ничего не мог бы сделать. Когда я пришел утром, температура была 38,8 и пульс 116. Когда я еще раз смерил в 11 часов, температура понизилась до 38,6, но пульс меня испугал; в противоположность прежнему он сделался очень неровным. Тогда я велел Джимми, своему спутнику по поездке на Аляску, приготовиться, чтобы ехать на остров Гершеля за доктором. Дул сильный норд-вест с густой метелью, и Джимми хотел подождать до 2 часов утра, так как сейчас было уже поздно и нельзя было надеяться доехать дотуда засветло. Я написал письма капитану Тилтону, у которого на корабле был доктор, и самому доктору, и описал им как обстоит дело. Между тем состояние Вика становилось все более и более угрожающим. Я пустил в ход все свои средства убеждения, чтобы заставить Джимми ехать сейчас же. Но погода была такая, что даже эскимос не решался пуститься в путь. Когда я около пяти часов вечера кончил последние приготовления для отправки Джимми на следующее утро, вдруг сильно зазвонил электрический звонок. То, как он звонил, предвещало несчастье, и я кинулся бежать со всех ног! Но успел прибежать только, чтобы быть свидетелем, как наш бедный друг испустил свой последний вздох...
Это была невыразимо печальная минута. Я закрыл умершему глаза; и мы все собрались около него в молчании и скорби. Вик был нам добрым другом и своим веселым нравом и радостной шуткой доставил нам немало веселых часов. Смерть всегда жуткий гость. Но на нас, в нашем положении, так далеко от родных и друзей, она, быть может, подействовала еще более сильно, чем на всякого другого...
Каждый из нас как можно скорее вернулся к своей обычной работе — она великий утешитель и помощник.
Я не был вполне уверен в характере болезни, и поэтому счел за благоразумное выселить всех из дома. Стен предложил нам место у себя, и я с радостью принял это любезное предложение. Мы устроили затем свою кухню у Стена и ели там же. Линдстрем и Лунд перешли к нам в кормовую каюту, пока не устроили всего для перехода в носовую каюту. Таким образом наш дом опустел, и мы его заколотили.
Через несколько дней Стен ездил на остров Гершеля. Вернувшись оттуда, он сообщил, что посылать за доктором было совершенно бесполезно, так как он в то время был перегружен работой на месте. К тому же два случая отравления требовали его личного присутствия днем и ночью.
3 апреля Лунд кончил делать гроб, окрашенный в черный цвет, и в него было положено тело Вика. Мы поставили гроб на две скамейки в крайней комнате, потом завинтили крышку и покрыли ее флагом. Нам пришлось оставить гроб стоять до того времени, когда солнце подействует на мерзлую землю настолько, что явится возможность совершить погребение. Все печные трубы и другие мелкие отверстия в доме были открыты для вентиляции, и затем дом снова заколочен.
5 апреля вернулись наши два охотника. Через эскимосов они узнали о смерти нашего друга. Они привезли с собой на санях 237 зайцев. Товарищи рассказывали о невероятном количестве зайцев. Охота происходила таким образом: Охотники рассыпались цепью поперек далеко простирающейся заросли. Криком и гиканьем они гнали зайцев перед собой; глупые звери не уходили из заросли и в конце концов собирались в самом высоком месте, где и становились легкой добычей охотников. Эти зайцы гораздо меньше наших. Мы считали, что одного зайца хватает только на двоих человек. Устраиваясь на зимовку в этих местах, китобои прежде всего строят себе ледяной дом. Пожалуй покажется несколько странным, что в полярных областях бывает нужен ледник. Но летом хорошо его иметь! Мы опоздали во-время построить ледяной дом, поэтому нам пришлось подыскивать складочное место для всего нашего свежего мяса. Но мы нашли выход, которым столь часто пользовались и раньше, — отправились на "Бонанцу" и решили поискать там чего-нибудь. И на этот раз мы не ошиблись в расчетах. Под палубой каюты был большой прекрасный чулан; он был полон воды осенью, а теперь вся она замерзла. Другими словами, у нас получался уже совершенно готовый и превосходный ледник. Мы связали пучками всех наших зайцев и развесили их там, таким образом у нас постоянно было свежее мясо.