Май месяц был чудесным. Как только наступила настоящая весна, мы вынесли проветривать и просушивать все свои вещи. Это было необходимо. Такая необычайно снежная зима, которую мы провели здесь, разводит сырость повсюду. Линдстрем растянул на козлах рыболовную сеть и разложил на ней свои коллекции для просушки. Даже пустые яичные скорлупки прекрасно проветривались при этом способе.
Уже 8 мая на судно прибыли от китобоев оба вновь нанятых матроса. Я не ждал их раньше 1 июня и был несколько удивлен. Их судовые бумаги были в порядке. Один был норвежец Уле Фосс, из Фредрикстада. Он производил очень хорошее впечатление и проявил себя за все свое пребывание на борту „Йоа“ способным, услужливым и славным парнем. Другой был молодой американец по имени Бовэ. Он должен был освободить Линдстрема от кухни.
Доктор Уайт обратился ко мне с просьбой, не сможет ли он отправиться на юг на „Йоа“. Он получил сведения о болезни в своей семье и потому хотел попасть домой как можно скорее. По всей вероятности „Йоа“ должна была дойти до цивилизованных мест раньше кого-нибудь из китобоев, поэтому я ответил доктору, что готов с удовольствием взять его. Но больше уж у нас не было ни для кого места.
Я решил, что магнитная обсерватория послужит могилой Вику. Это во всех отношениях было самым подходящим местом. Вик сам строил обсерваторию, пользовался ею и любил ее. Она была расположена на самом открытом и лучшем месте на берегу Полярного моря. 8 мая мы закончили работу по рытью замерзшей земли.
На следующий день 9 мая в 10 1/2 часов утра мы все собрались на похороны. Все флаги были приспущены. Мы вынесли гроб из дома и привязали его на сани. Затем повезли гроб к могиле. Еще раз наш товарищ прошел по своему старому пути от жилого дома до обсерватории. Но на этот раз — чтобы уже никогда не возвращаться более. На вершине перед входом мы остановились, и я сказал Вику последнее прости. Церемония не была продолжительной, но я думаю, что о ней долго будет помнить каждый из нас. Гроб был внесен внутрь и поставлен на две небольшие деревянные подставки, покрытые норвежским флагом. Склеп мы заложили потом плавником и замуровали. Позднее летом мы поставили высокий крест на северной стороне могилы, обложили ее торфом и засыпали цветами. Американские китобои обещали мне навещать могилу каждый год и держать ее в порядке.
Склоны начали зеленеть, а ручьи журчать и петь. Вода из ручьев значительно лучше воды из талого льда. А та вода, которую мы брали из моря, иногда горчила, и мы перестали ею пользоваться. Никакая питьевая вода не может сравниться с холодной и чистой водой, бегущей из земли.
Часто делаешь небольшие очень интересные открытия, даже не помышляя о них. Мне случилось однажды при 6° мороза поставить на край борта ликерную рюмку, полную воды. Я обычно носил рюмку с собой к будке с инструментами, чтобы смачивать один из наших термометров. Перила были выкрашены в зеленую краску, и я к своему удивлению заметил, что вода не замерзла, несмотря на мороз. Когда я затем поставил рюмку на белую подставку, вода сейчас же замерзла. Все время на небе были тучи.
После того, как теперь наш жилой дом снова освободился, мы поставили в нем свою баню и усердно ею пользовались. Я первый вымылся там. Затем пришла очередь Манни. Товарищи уверили его, что там его сварят! Поэтому он пошел в баню с очень тревожным видом. Когда же понял, что его одурачили, он весело смеялся.
Эскимос Нейу не поладил со Стеном из-за мешка муки. В досаде он выехал из дому и поставил свою палатку среди плавника у линии прилива. Оттуда он ходил на охоту и однажды вернулся с рысью, которую застрелил далеко на льду. Мы решили, что эта рысь просто взбесилась!
17 мая было отпраздновано, как обычно, поднятием флага и праздничным обедом.
Этой весной нам предстояло много работы, чтобы подготовиться к плаванью. Переход от керосина к дровам потребовал много изменений; таким образом в связи с этим камбуз пришлось видоизменить. Керосиновый бак был поставлен в виде плиты и снабжен трубой, которая шла коленами и извивалась в воздухе самыми необычайными изгибами и изломами. В это произведение искусства было вложено много глубокомыслия, а целью его было обеспечение тяги при всяком ветре. В теории все было прекрасно, но на практике это привело к досадной, но постоянной наклонности к столкновению между такой трубой с кожухом и парусом, что знакомо каждому ходившему на яхте!
Весь груз в трюме нужно было переложить заново, все наши коллекции перенести на судно и т.д. и т.д.