Мое первое, исключительно благоприятное впечатление при встрече на льду с эскимосом Джимми оставалось таким же и за время нашего совместного пребывания на острове Гершеля. Я представлял себе жену Джимми очень молодым и привлекательным созданием. Но Каппа больше походила на его мать, чем на жену. Каппа приехала с одним из китобоев из области у пролива Коцебу на остров Гершеля и встретилась здесь с Джимми, который был эскимосом-кагмаллик. Они были дважды обвенчаны по закону и на острове Гершеля и в форте Юкон, поэтому получить развод им было теперь довольно трудновато. Каппа походила на стог сена в своих меховых одеждах, крытых коленкором. Я дал ей больше 40 лет, но в действительности она была гораздо моложе. Мы очень подружились друг с другом, и я смотрел на Каппу почти как на какую-нибудь свою пожилую тетушку.
В 9 часов утра 24 октября мы все были готовы к отъезду. Масса народу из команды китобойных судов собралась посмотреть на отправление почты. Дул довольно свежий ветер с северо-востока при температуре -20°, но так как мы должны были идти в юго-западном направлении, то это нам не очень мешало. С большой быстротой мы двинулись в путь по ровному снежному покрову на льду. У меня в сани было запряжено пять хорошо натренированных собак, да и мои сани были значительно легче других. Поэтому я был впереди. Во вторые сани было запряжено 7 собак, из которых не все были одинакового качества. Они не были выезжены вместе и поэтому доставляли своим каюрам, Джимми и Каппе, много хлопот. Могг сидел на моих санях. Здесь езда на собаках производится таким образом, что каюр бежит впереди запряжки и указывает дорогу.
Мы шли сначала вдоль восточной стороны острова до его юго-восточного угла. Здесь мы перешли через узкий пролив на самый материк. Снег еще не сравнял поверхности земли и часто травянистые кочки мешали езде. Но я надел лыжи, и тогда все неприятности кончились. Другие пользовались канадскими лыжами. Канадские лыжи здесь на Аляске уже широких собственно канадских лыж и имеют кроме того загнутый нос, что очень помогает при движении. Я никогда не мог научиться ходить как следует на настоящих канадских лыжах, но на этих передвигался легко.
Сначала нужно было перейти через тяжелую для подъема гору и нам всем, еще не привыкшим к ходьбе, это было очень тяжело. Но, наконец, мы взобрались на вершину, а по другую сторону путь вниз был, конечно, гораздо легче. У подножия склона мы вышли на замерзшее русло реки острова Гершеля. По руслу этой реки, на всем его протяжении, мы и должны были теперь ехать. Ее дельта представляла из себя хаос песчаных мелей и куч гравия, в которых было очень трудно разобраться. Но и Джимми и Могг хорошо знали дорогу, по которой они ходили множество раз на охоту за оленями. Это было одно из самых лучших мест для охоты на оленей, и тысячи и тысячи этих убитых животных перевозились в течение года к морю на китобойные суда. В этом году охота шла еще ожесточеннее, чем обычно, так как тут зимовало много плохо снабженных кораблей. Дальше к югу русло реки было чище и резче выражено. Во многих местах оно было покрыто блестящим льдом, а по временам на пути у нас выступали мели. Такая дорога испортила на моих санях полозья. За недостатком другого материала, нам пришлось обить полозья гальванизированным железом, а оно оказалось еще хуже, чем я предполагал. Полозья совсем ободрались, обрывки железа торчали в разные стороны и тормозили ход собак. Я попробовал исправить это, загладив полозья камнем, но до остановки было уже недалеко и я бросил эту работу и пытался, насколько было возможно, следовать за другими санями, у которых полозья оказались в полном порядке. В 4 1/2 часа дня мы дошли до мели на реке, которую Джимми выбрал местом нашей стоянки, зная, что здесь всегда можно найти плавник для топлива. Первый день санного путешествия всегда утомителен, и нам нужен был отдых. Чтобы скорее справиться со всеми необходимыми приготовлениями, мы поделили работу таким образом, что Джимми и Каппа взяли на себя постановку палатки при помощи Могга, который снимал с саней все необходимое, а я собирал дрова. В тот вечер это была легкая работа, так как мелкие дрова валялись, будто специально нарубленные, по всей мели. Но не каждый вечер было так легко собирать дрова.
Окончив свою работу, я присоединился к остальным, чтобы помочь им ставить палатку, конструкция которой и способ установки были мне незнакомы. Палатка состояла из полотнища и 18 шестов! Место сначала расчищается насколько возможно от снега, из которого вокруг палатки складывается потом стена. Затем втыкаются шесты. Лучше всего их назвать толстыми ивовыми прутьями, согнутыми в полукруг. 12 таких прутьев ставятся один против другого по длинной стороне палатки и шесть по поперечной стороне. Когда они воткнуты, их сгибают и связывают вместе, так что каждая пара образует дугу. Затем натягивается полотнище, и палатка готова — она имеет форму стога сена или „иглу“. Единственным преимуществом такой палатки является возможность сгибать прутья выше или ниже, так что ее можно ставить в соответствии с погодой, и она стоит при всяком ветре. Но во всех других отношениях она в высшей степени непрактична в таких путешествиях, как наше. Прежде всего установка таких палаток отнимает очень много времени. Кроме того работать со всеми этими разнообразными и нужными завязками приходится голыми руками. Внутренность палатки никогда не бывает настолько высокой, чтобы в ней можно было выпрямиться. Наша палатка никогда не бывала выше 4 1/2 футов. Правда, к этому мы уже в конце концов привыкли. Но вот с перевозкой было хуже. Бывает, что цельно сшитую палатку укладывать немногим труднее, чем это паршивое полотнище — однако, это еще сомнительно. Зато 18 шестов! Все они торчат дугой вверх, когда же, наконец, их с большим трудом укладывают на сани, то они придают им вид ежа и непрестанно цепляются за все по пути!