Небольшая долина шла сначала на юго-восток, потом прямо на юг, а затем там снова поднимались высокие горы. Таким образом долина тянулась недалеко. Но солнце стояло на полуденном небе прямо против нас и указывало дорогу. Если идти прямо по направлению к солнцу, то можно было наверняка пробраться через горы к реке Поркьюпайн. Итак, запеленговав это направление, мы спокойно пошли дальше. Приходилось выбирать один из двух перевалов. В таких случаях эскимосы просто бесценны! Они сейчас же по одному виду окружающих гор определяют, где можно будет легче всего пройти. Впрочем на этот раз Джимми и Каппа не пришли к соглашению между собой, но доводы Каппы звучали убедительнее, и Джимми поддался, наконец, силе женского красноречия. Однако, позднее оказалось, что был прав Джимми. С чем Каппа, конечно, ни в каком случае не хотела согласиться.
Здесь высоко в горах становилось уже очень холодно. У нас не было с собой термометра, но, судя по снежным сугробам, я считал, что температура опускалась значительно ниже -30°. Мы начали выступать в дорогу рано утром, еще в темноте; по временам нам путь освещало северное сияние. Теперь я часто сожалел, что не взял с собой канадских лыж. В глубоком снегу лыжи часто зарывались и зацеплялись за ивовые заросли или же за большие травянистые кочки. Да и табогганы не очень практичны в такой местности, они постоянно опрокидываются, что вызывает потоки брани и бешеную ярость.
Наконец, 4-го мы вышли на настоящее речное русло. Правда, оно было не широко — просто русло ручья, но резко ограничено высокими берегами. Здесь на льду дело шло, как по маслу! Собаки прямо распластывались! Однако, скоро обнаружилось, что ручей делает столько крутых извивов, что нам пришлось сокращать дорогу, выходя на пересеку. На следующий день мы дошли до большого, широкого русла реки. Позднее мы установили, что это была река Колина, один из многих притоков реки Поркьюпайн. Наст здесь был превосходен, лед прикрыт слоем снега всего в несколько дюймов. И вот тут-то я показал, чего можно достичь на лыжах! Могг, которому пришлось тащиться через горы на канадских лыжах, потому что собакам было не под силу везти его, занял теперь место на моем табоггане; по такой дороге мои собаки могли тащить двойной груз. А я тут припустил! Джимми шел впереди, но ведь канадские лыжи не скользят сами, как обыкновенные лыжи, и скоро я вихрем промчался мимо него.
- Ну, Джимми, что скажешь ты теперь о наших лыжах?
Вскоре я очутился далеко впереди. Все же идти по льду было не совсем безопасно. Местами река была еще не замерзшей, что, однако, всегда видно издалека, а местами лед был так тонок, что сквозь него легко можно было провалиться, если не быть осторожным.
Высокие остроконечные горы теперь все больше и больше скрывались за нами, и мы вошли в большой лес.
Два, три первых утренних часа бывали всегда самыми тяжелыми как для собак, так и для людей. Особенно для первых. Они еще не размяли своих ног после вчерашней работы, да и кроме того с утра несколько ленились. Но Джимми скоро заставлял их подтянуться, а затем все шло как по маслу. Впрочем, нам пришлось уменьшить собакам их пищевой рацион, и это скоро дало себя знать. Собаки похудели, и силы у них упали. У нас у самих провианта оставалось еще на несколько дней, если мы будем обращаться с ним так же экономно, как и до сих пор.
7 ноября в 3 1/2 часа дня Джимми вдруг остановился; его зоркие глаза обнаружили внизу на льду что-то необыкновенное. Он побежал туда и затем крикнул нам:
- Иткиллич томаи! Следы индейцев! — В его голосе звучала радость. Скоро окончатся все наши беды и, наконец-то мы все наедимся досыта! Мы пошли по следу и скоро добрались до бревенчатой хижины. Я был очень заинтересован. Наконец-то мне доведется увидеть настоящих индейцев, которые так часто в детские годы владели моим воображением, рисовавшим мне яркие картины! Я ожидал, что дверь откроется и появится медно-красный молодец с перьями в волосах и, размахивая томагавком, обратится к нам со своим возгласом: „Уг!“
А то, может быть, он лежит, спрятавшись за одним из деревьев в лесу...