Уже в пять часов нас будит равномерный шум накачиваемого примуса. Повар не проспал. Так странно бывает по утрам, все кажется значительно менее привлекательным, чем вечером; например, наша удобная хижина кажется нам теперь холодной и тесной. Чашка дымящегося шоколада в значительной степени улучшает положение. Один из нас жалуется на то, что сапоги, которые служили ему подушкой, могли бы быть помягче. Ему в утешение задается просто вопрос, почему он не оставил их на ногах, тогда они не замерзли бы колом!
Меня очень интересовало, что показывает минимальный термометр, оставленный мною вечером снаружи. Накануне температура внезапно упала с -54° до -57°, и я думал, что в течение ночи она упадет еще больше. Я отодвинул снежную глыбу, которая запирала вход, и выполз. Светало и было совершенно тихо. Звезды казались необычайно яркими и большими, что указывало на сильный мороз. Не могу сказать, чтобы я его чувствовал. Но ночной минимум, однако, показывал -61° — мороз, действительно стоящий внимания! Мы должны были благодарить свое замечательное снаряжение: оно вместе с нашей хорошей снежной хижиной предохранило нас от такого мороза. И один только бог знает, как он давал себя знать в кончиках пальцев, когда приходилось снимать мешавшие при работе варежки! Пальцы в ту же минуту белели, и, чтобы вернуть их к жизни, приходилось или совать их снова в варежки и хлопать руками, или, еще лучше, по-эскимосски прижимать их к голому животу.
Собаки лежали в том же положении, в каком мы оставили их вечером — кроме Фикса и Сюля, которые, конечно, безобразничали. Оказалось, что нахождение абсолютно верного способа привязывать собак было почти неразрешимой проблемой. Так или иначе они освобождались — те из них, которые имели к этому склонность. Все лежали тихо, но едва одной удавалось освободиться, как другие устраивали адский скандал с лаем и завистливым воем. Маленький Бэй получил кличку — Ула Хейланд, так как никакая привязь не могла удержать его, а Лилли упражнялась в том, что надувала шею, когда мы надевали на нее ошейник. А потом — удирала... не очень-то приятно, если среди ночи приходится вылезать из мешка и из хижины и возиться с собаками!
Мы собрались в путь, чтобы снова пробиваться вперед. По опыту вчерашнего дня мы опять надели деревянные полозья поверх нейзильберовых, так как в крутые морозы сани на дереве скользят гораздо лучше. Еще лучше в этом отношении покрывать полозья тонким слоем льда, как это делают эскимосы. Но у нас не было еще такого опыта.
Измерительное колесо было установлено на санях с собачьей запряжкой; это было старое колесо из второй экспедиции „Фрама“, но в прекрасном состоянии. Несмотря на все наши усилия, колесо, казалось, стояло на месте — так медленно мы продвигались. Наше и без того тяжелое положение еще ухудшал пронзительный противный ветер, отчаянно резавший открытые части лица. Мы должны были все время посматривать друг другу на лица, обнаруживая то побелевший нос, то отмороженную щеку. Мы делали, как эскимосы — вынимали из варежки руку и прикладывали ее к замерзшему месту, пока кровь не начинала циркулировать. Старое домашнее средство — натирание снегом — я уже давно забросил, эскимосам тоже оно неизвестно. Небольшой, но безжалостный ветер при -50° С колол нас как иглами или сек как кнутом, но собаки, по-видимому, не обращали на него внимания. Однако, беднягам приходилось трудно, особенно в первые утренние часы, когда они еще не разошлись и не размяли ног после вчерашней усталости. Мы, люди, тоже тянули с трудом. И я понял, что мы немногого достигнем, если так будет продолжаться. Так как в температуре не наблюдалось никакого изменения ни на второй, ни на третий день, то я, посоветовавшись с товарищами, решил вернуться и дождаться более мягкой погоды. Поэтому на третий день по утру мы сложили часть своих вещей в снежную хижину в виде склада и замуровали ее как следует. Местонахождение склада было тщательно определено и на крыше „иглу“ поставлен флаг, а затем все было сфотографировано. После этого мы повернули обратно к гавани Йоа. Собаки сейчас же поняли, куда ведет дорога, а мы, люди, почувствовали какое-то облегчение, освободившись от бесцельного труда — в результате мы за четыре часа прошли тот путь, на который потратили перед этим 2 1/2 дня, то есть около 10 километров. Но ведь и наш санный груз значительно убавился в весе.