Когда мы были уже готовы с запряжкой, к нам подъехал на санях какой-то старик. Это был Кагоптиннер, то есть седовласый и, как мы узнали позже, старший и лучший в племени шаман. После любезных приветствий и его три собаки были впряжены в наши сани, а сам старик поместился наверху одних из наших саней. С места двинулись так быстро, что воздух свистел в ушах, и старый Кагоптиннер должен был держаться изо всех сил — сани неслись то на обоих полозьях, то, чаще всего, только на одном. Во главе процессии бежало несколько самых юных мальчишек, а за ними неслись собаки в диком беспорядке. Управлять было невозможно; эскимосские собаки были в восторге, что возвращаются так скоро домой, а наши почуяли стоянку и рассчитывали на нее. Но вот одна вцепилась в своего соседа, и скоро вся запряжка вступила в дикий бой. Другая не могла смотреть на это спокойно, и мигом вся стая оказалась в горячей схватке. Эскимосы кинулись между ними, — визжащие собаки и рычащие эскимосы образовали единый хаос, — наконец-то, удалось разнять собак, поправить сани, и поездка продолжалась. Вдоль каждого ряда саней бежали люди, смеясь и непрестанно крича. Они двигались тяжело и неуклюже, но, казалось, смогут выдержать еще долго! Так они бежали около часа, а потом начали кричать: "Иглу! иглу!" И, действительно, далеко между торосами мы увидели множество хижин в форме стогов сена. Через полчаса езды мы приехали. Это была самая большая из виденных мною стоянок — всего шестнадцать штук. Они, видимо, строились без всякой системы по отношению друг к другу, а, смотря по тому, где нашелся удобный снег.
Вся стоянка казалась вымершей. Мы остановились на некотором от нее расстоянии и выпрягли собак. Люди быстро рассыпались по хижинам, и вскоре появился прекрасный пол. Женщины выстроились в шеренгу одна за другой. Когда все собрались, эта необычайная процессия двинулась к нам бегом. Впереди бежала старая Аува, за ней ее приятельница Анана. "Бежала" — неподходящее слово: женщины переваливались, как гуси. Они направлялись прямо на нас, и я задрожал: неужели же они будут приветствовать нас поцелуями? На старую Ауву было страшно смотреть. Ее нижнее платье, — мы прибыли к ним так внезапно, что они не успели надеть верхнего платья, — было все в сале и саже, лицо лоснилось от жира, а черные с проседью волосы выбились в беспорядке из-под свалившегося на затылок капюшона. Я с ужасом смотрел на ее приближение и поспешно спрятался за ничего не подозревавшего Хансена — пусть-ка он примет первый удар! Анана тоже не была красавицей — перемазана грязью, сажей и жиром, но если начать с Аувы, то со второй можно примириться... Но вот они поравнялись с бедным Хансеном, я ожидал уже чмоканья и шлепанья, — как вдруг женщины повернули и образовали вокруг нас кольцо, издавая всевозможные удивительные звуки, а затем направились обратно к стоянке. Испуг мой прошел, и я мог более спокойно наблюдать за ними. И я должен сказать, что мое первое впечатление было не в пользу дам эскимосов-нетчилли. Может быть случайно самые безобразные встречали нас тогда, а может быть позднее переменился мой вкус, не осмеливаюсь утверждать. Однако, верно то, что потом я находил многих из них просто красивыми. Когда процессия, которая, конечно, была устроена в нашу честь и приветствовала нас, дошла до лагеря, участницы ее рассыпались по соответствующим хижинам.
Теперь приходилось подумать о постройке себе снежной хижины. После опыта прошлой ночи нам что-то не хотелось ставить палатку. Мы присмотрели себе место несколько поодаль от других хижин и принялись за работу. Сначала эскимосы следили за нами любопытными взглядами. Они не представляли себе, что „каблуна“ могут справляться с работой, которая была их специальностью. Но это продолжалось недолго, и они довольно громогласно начали высказывать свое мнение по этому поводу. Мы с Хансеном сделали что-то такое, что было им непривычно, и внезапно вся толпа в восторге разразилась громким хохотом. Они так хохотали, что я боялся, как бы они не заболели; слезы текли у них из глаз, они корчились от смеха, качались и выли. Наконец, они настолько собрались с силами, что предложили нам свою помощь. Они взяли на себя всю работу, но внезапно останавливались и снова хохотали над нашей глупостью. Однако, в короткое время была готова для нас великолепнейшая "иглу". Мы внесли в нее свои вещи и привели их в порядок. А затем отправились с визитами.