Когда делалась остановка, молодежь собиралась и играла в футбол! Мне не удалось выяснить каких-нибудь определенных правил игры, но вообще это был настоящий футбол, как у нас, с мячом из скатанных и связанных шкур, который при помощи рук и ног летал между играющими, — как мужчинами, так и женщинами. И, пожалуй, женщины были самыми ловкими! Затем раздавалась команда — сниматься, мяч исчезал, моментально все впрягались — и тянули дальше.
Уже в полдень была сделана остановка на этот день на том месте, куда накануне были отвезены двое саней с запасом мяса. Эскимосы редко торопятся, — время для них обычно не играет роли, и то, что они не успевают сделать сегодня, делается завтра. Поэтому на разбивку лагеря у них уходит масса времени, пока все не будет готово. Главы семейств ходят кругом, втыкая снежные щупы в снег, и исследуют его основательно и долго, пока не выберут места для своих "иглу". С доброй помощью эскимосов и наша хижина была готова одновременно с другими.
Я убедил эскимосов идти с нами на следующий день на судно, но когда день настал, они захотели прождать еще день и попробовать поохотиться на тюленей, и я остался, чтобы сопровождать их на охоту.
Нас было двадцать человек, когда мы двинулись в путь. Был трескучий мороз и сильный ветер с метелью с северо-запада. Я нарядился в свои новые одежды и натянул капюшон как можно больше на лицо. Метель, не позволявшая ничего видеть в нескольких шагах, не стесняла эскимосов. Они знали дорогу, а так как небо было ясно, то они знали и направление. Шли мы на юго-восток и по ветру. Мало-помалу охотники рассеялись, и вскоре я остался один с молодым Ангудью. В то время как многие другие уже нашли тюленьи дыры и начали работу, молодой Ангудью совершенно явно предпочитал что угодно охоте при таком сильном морозе. Мы пошли с ним в сторону берега, чтобы ближе посмотреть на него. Метель мешала видеть как следует, — виднелся лишь небольшой гребень холма с торчащими камнями — и я не счел нужным идти дальше. Мы повернули обратно, и нам здорово досталось по дороге домой. Даже Ангудью приходилось поворачиваться задом к ветру. Нос у меня все время замерзал, и Ангудью надоело постоянно прикладывать к нему кулак, поэтому он снял свой наколенник, — кусок оленьего меха, которым эскимосы обвязывают колени, чтобы мешать ветру задувать в штаны, — и обвязал им мой нос. Таким образом я прибыл в лагерь только с небольшим отморожением щеки. Остальные вернулись домой с двумя тюленями.
На другой день, 25 марта, мы все снялись с места. На берегу мы оставили склад, насыпав на него высокую снежную кучу, и поручили его охране и заботам эскимосов. Потом мы с Хансеном простились с ними; мы с облегченными санями будем двигаться вперед значительно скорее их. На снегу я изобразил береговую линию Земли короля Уильяма и показал местонахождение гавани „Йоа“. Эскимосы хорошо ее знали и, как и оглули-эскимосы, называли Огчьокту — название, которое и мы постоянно употребляли в разговорах между собой. Самый младший брат Атиклеуры, Териганьяк, пошел с нами и очень был нам полезен, особенно когда вечером мы принуждены были построить себе "иглу". Дело в том, что тот же резкий ветер снова подул среди дня.
Утром 26-го в 8 часов мы были на борту судна. Обстоятельства и на этот раз помешали мне пройти так далеко, как я хотел, но мы должны были удовольствоваться и тем, что все-таки оставили склад достаточно далеко.
На другой день нашего отъезда лейтенант и Ристведт отправились исследовать, как обстоит дело с теми двумя островами, что лежали перед нами. В том, что это были острова, не было никакого сомнения. Эскимосы весной ловили там массу тюленей и называли эти острова Ачлиечту и Ачлиен. (Позднее они получили название островов Ховгорда.) Наши товарищи еще не вернулись. Но в полдень все оживилось. Вернулись лейтенант с Ристведтом вместе со всеми нашими 30 эскимосскими друзьями, которых они, к своему изумлению, встретили на льду. Крики — „Маник-ту-ми“ — успокоили их, и теперь они пришли все вместе — Огчьокту стало оживленным местом. Эскимосы построили себе ряд хижин в долине Линдстрема, одной из небольших лощинок, идущей от гавани.
Эскимосы отнеслись к Хансену и ко мне с таким гостеприимством, что мы должны были отплатить им тем же. Несмотря на опасность показаться скупым и скаредным, я сейчас же принял решение, что только те, кто будет постоянно работать у нас, будут получать пищу. Мы ведь не могли возобновлять своих запасов, как эскимосы, только прогулявшись по льду, а поэтому было своевременно теперь же установить границы. Я отдал строгий приказ не отдавать и не менять ничего из экспедиционного имущества. Это было сделано для того, чтобы удержать в цене наши меновые средства, и этого нам удавалось достигать все время. Эскимосы своим торгашеским чутьем обнаружили, что они всегда получают за свои вещи больше, если приносят их в подарок. Поэтому я был принужден отвергать все подарки и вместо этого ввел обыкновенную торговлю. Но чтобы показать эскимосам, что хорошее отношение и любезность по отношению к нам вознаграждаются, я подарил Атиклеуре старое ружье ремингтон с патронами. Радость и гордость эскимоса были неописуемы.