Так как мне хотелось посмотреть на большую эскимосскую стоянку, находящуюся у Навьято, и вместе с тем попробовать выменять там рыбы, то я, взяв с собой Хелмера Хансена, решил посетить эту стоянку. Мы отправились 23 октября в сопровождении трех эскимосских семейств, ехавших той же дорогой. Для разнообразия мы пошли на лыжах. Снег еще не слежался, и температура была не ниже -25°, так что условия были подходящие для лыж. В 4 1/2 часа вечера мы дошли до вершины Эллингхёй в 15 милях от станции. Здесь мы нашли 4 старых "иглу", названных нами "Отелем Эллингхёй". Вместе с моим другом Пойета и его женой мы заняли одну иглу, и при содействии дамы — фру Налунгии — у нас вскоре стало уютно и светло. Покончив с ужином и беседами, мы улеглись спать. Конечно, маленький ребенок кричал время от времени, и его нужно было успокаивать и укачивать. Я ворчал, но Хансен только умилялся. И я подумал, глядя на него, что эти ночные домашние сцены уносят его мысли далеко-далеко, где может быть его собственная Налунгия укачивает сейчас и убаюкивает другого малютку...
На следующее утро мы продолжали путь в южном направлении по проливу Симпсона. Торосистость льдов была не слишком большая, но все же немало мешала нам после ровного снежного поля. В 4 часа мы пришли в Навьято, где, к своему удивлению, нашли всего только десять хижин, то есть значительно меньше того, что мы ожидали. Однако, мы были очень хорошо приняты некоторыми из наших старых знакомых, ловивших здесь треску.
Навьято — это равнина около довольно большого озера в нескольких милях южнее мыса Ричардсона, или, как называют его эскимосы, Ново Терро. Навьято лежит недалеко от основания Бухты Голода, которая получила свое название от того, что здесь были найдены скелеты большей части спутников Франклина, умерших по всей вероятности от голода на пути к югу. По иронии судьбы это страшное название дано как раз той местности, которая является самой красивой и самой богатой на всем американском берегу. Весной, когда вскрывается береговая полынья, здесь ловится бесчисленное количество больших жирных лососей. Немного позднее являются бесконечные стада оленей и остаются здесь на все лето. Осенью тут можно ловить треску в безграничном количестве. И как раз здесь-то, в этом арктическом раю, отважные путешественники простились с жизнью из-за недостатка средств к существованию! Но дело в том, что путешественники пришли сюда, когда низменность была покрыта снегом, усталые от переутомления, изнуренные болезнью, они остановились здесь, видя перед собой на целые мили все ту же безнадежную, покрытую снегом низменность, где ничто не говорило о жизни, а тем более о богатстве ее. Ни одна живая душа не встретилась им, не дала объяснений, не поддержала их, не подала помощи. И, конечно, на всей земле в зимнее время не найдется другого места столь покинутого и столь пустынного, как это. Когда же пришло лето и цветы миллионами зацвели на лугах, когда все озера заблестели и все ручьи запели и возликовали на краткий миг освобождения от ледяных оков, когда птицы защебетали и засвистали на тысячи радостных ладов и голова первого оленя показалась у открытого края Ледовитого океана, то лишь куча белых костей указывала на то место, где остатки храброй команды Франклина испустили свой последний вздох — при последнем акте великой трагедии.
На этом месте, таящем так много печальных воспоминаний, теперь эскимосы ведут еще веселую оживленную жизнь, пока не наступит настоящая ночь и не опустит своего железного занавеса между этим краем и светом и жизнью. В озере на глубине от 3 до 4 саженей эскимосы во множестве ловили треску. Они пользовались леской из оленьих сухожилий, а крючком им служил согнутый гвоздь. В тот вечер, когда я пришел, мне поднесли еще трепещущую треску, которая сейчас же попала к нам в кастрюльку. Ну и вкусна же она была! После долгого, утомительного похода мы ели отварную, только что пойманную треску и воображали, что мы дома в норвежских шхерах летним вечером!..