Я показывал однажды эскимосам, как мы умеем добывать огонь от солнца при помощи зажигательного стекла. Это их очень позабавило, но им не пришло в голову раздобыть себе такое зажигательное стекло и пользоваться им.
Когда рыба согрелась, семья приступает к еде всерьез. Конечно, ни Атиклеура, ни его семейство не знакомы с употреблением ножей и вилок. Они довольствуются за едой теми орудиями, которыми наградила их природа. Иногда, пожалуй, бывает горячевато, но эскимосы не обращают на это внимания! После еды всякий чем-нибудь занимается. Эррера находит, что его рыболовный трезубец не совсем таков, каким он должен быть, и принимается за починку его.
Всякая работа у эскимосов сопровождается пением — если только такое красивое определение можно применить к тем звукам, которые они производят! Но ни одна, даже самая незначительная работа, не выполняется ни мужчинами, ни женщинами без аккомпанемента такого удивительного, однообразного напева: до-ре-ми-фа, фа-ми-ре-до, до-ми-ре-фа, ре-фа-ми-до — и т.д. до бесконечности. Эта однообразная музыка может довести до сумасшествия даже человека, для которого наивысшим музыкальным достижением является фальшивящая шарманка. Когда я посещал эскимосов, они всегда прекращали пение, так как знали, что их музыкальные упражнения заражают и меня, и, чтобы не слушать меня, они предпочитали молчать. Пока Эррера чинит рыболовный трезубец, Налунгия делает приготовления для починки каяка Атиклеуры. Каяк лежит у палатки на двух небольших кучах камней, достаточно высоких, чтобы его не могли достать собаки. Все деревянные работы почти готовы. Не хватает только нескольких последних обмоток и проклейки. Чтобы составить каяк, нужно много терпения, так как он делается из совсем маленьких кусков дерева, связанных вместе. Для связывания употребляются оленьи сухожилия, которые очень прочны и не деформируются, пока они сухи, но промокая они растягиваются, и обмотка ослабевает. Только для тонкой работы при соединении употребляется клей. Он делается из оленьей крови чрезвычайно своеобразным способом. Очень маленький мешочек наполняется кровью, затем эскимос берет его в рот и долго сосет. При такой обработке кровь сворачивается и образует густую жидкость, не уступающую по качеству нашему лучшему клею.
Атиклеуре нужно изготовить лодку теперь же и иметь ее в полном порядке к тому времени, когда вскроется река. Уже стали показываться стада оленей, и скоро начнется большая летняя охота. Да и пора уже раздобыть немного свежего оленьего мяса, его уже давно не было. Кроме того у хозяйки вышли почти все нитки — когда она сошьет каяк, то у нее не останется почти ничего. А тюленьи сухожилия не годятся. Одно удовольствие наблюдать, как она усердно работает, чтобы скорей окончить. Отдельные нитки слишком тонки, чтобы шить ими обшивку каяка; эскимоска занята теперь плетением более толстой нити. Маленькие руки, — да, более красивых и лучше сложенных рук и ног, чем у эскимосок, пожалуй, нигде не найдешь, — так быстро движутся, что нельзя различить отдельных пальцев.
Таким образом у каждого члена семьи достаточно работы. Мы переходим к соседу Атиклеуры, Каа-аак- кеа, посмотреть, как идут дела у него. Его палатка стоит так, что невозможно уяснить себе, зачем он выбрал себе именно это место, оно расположено не высоко и не у воды. Но чудаки встречаются повсюду на свете, есть они и среди эскимосов. Беглый взгляд на палатку говорит нам, что здесь перед нами полная противоположность семейству Атиклеуры. В полотнище палатки нет почти ни одной шкуры тюленя. Оно сшито из дырявых, съеденных червями оленьих шкур. Хозяин даже не удосужился удалить с них волос, который висит клоками там и сям. Шитье вполне соответствует шкурам. Швы идут криво и косо. Сделано все так плохо, что, пожалуй, даже я сшил бы лучше. У палатки валяется масса рыбьих костей, привлекающих к себе бесчисленные рои мух.