Бок-о-бок с Совой живет его брат Умиктуаллу с женой, дочкой и маленьким сыном. Умиктуаллу прекрасный охотник и в этом отношении стоит наравне с Атиклеурой. Поэтому у них все есть — много мехов и одежды. Но во всех палатках ужасный запах рыбы. Все, что видишь и берешь в руки, пропитано рыбьим жиром. Маленькие мальчики ловят на льду треску, а взрослые в озерах форель. Треска ловится на удочку, а крючком служит старый согнутый гвоздь. Карапуз 5—6 лет за день может принести домой большую связку трески. В это время года у эскимосов нет определенного времени для сна; они ложатся поспать, когда им заблагорассудится, в любое время суток. Ведь ночь так же светла, как и день. Ловля форели производится в озерах, в промоинах вдоль берега. Для этой рыбы применяются уже упоминавшаяся ранее "какива" (рыболовный трезубец) и приманка. Немного попозже, когда лед на реках вскроется, эскимосы ловят в ручьях лососей в огромном количестве исключительно при помощи „какивы“.
Остаются еще четыре палатки наших постоянных друзей, где мы еще не были. В одной из них живет Кейо со своей женой Налунгией и восьмилетней дочкой Камоккой. Кейо был бы замечательным человеком, если бы его не коснулись искушения цивилизации. Мне больно об этом говорить, но после общения с нами он уже стал не таким, каким бы ему следовало быть. Я не берусь решать, чья в этом вина, наша или его, — возможно, что обоюдная. Бывши вначале честным и старательным работником, он сделался потом лживым и ленивым парнем. Ему больше всего хотелось бы болтаться без дела — свою жену он предлагал всякому встречному и поперечному. Жена его была очень хорошенькая, значительно выше среднего роста, стройная и больше других похожа на "каблуна". Жаль, что у нее был такой болван муж; сама она, насколько я понял, была очень хорошей женщиной. Но муж приказывает — жена повинуется!
В двух других палатках жили Кирнир с женой и Ангудиу с женой же. Кирнир был эскимосом-итчуочторвик, но на лето присоединился к эскимосам-нетчилли. Это был мужчина лет 25. Жене его, Магито, было, вероятно, около 20 лет, и она была очень красива. Кирнир был лучшим другом Кейо и занимался такой же торговлей, как и тот. Но маленькая Магито смотрела на все это спокойно и, по-видимому, не принимала так уж близко к сердцу, поэтому я не чувствовал к ней особого сожаления.
Третья пара — Ангудиу и его жена. Ангудиу был скроен по тому же фасону, что и первые два — первосортный болван! Его жене, Кималлер, было года 22, и на мой взгляд она была необыкновенно красива. В высшей степени достойно сожаления, что такая женщина попала в лапы к подобному мерзавцу. В Кималлер было что-то особенно нежное и милое. Обычно она была очень тиха, редко смеялась, но удивительно подкупающе. Ее привлекательность увеличивали еще красивые глаза с глубоким грустным выражением. Она, действительно, обладала какой-то прелестью, которую мне с трудом удавалось обнаружить у остальных представительниц прекрасного пола племени нетчилли.
Эти трое мужчин слыли у нас под названием "хулиганов".
Наконец в четвертой палатке жил оглули-эскимос Нулиейю — полная противоположность трем только что упоминавшимся господам. Он тоже на лето присоединился к эскимосам-нетчилли. Это был человек между 35 и 40 годами, коренастый, с бородой несколько большей, чем у большинства его товарищей. На обещания этого человека можно было вполне положиться. Я хочу привести здесь один небольшой, но разительный тому пример. Нулиейю был одним из тех эскимосов, которые посетили нас в ноябре 1903 года. Когда он уезжал, Хансен заказал ему несколько различных предметов одежды. Через год он вернулся и доставил в точности все, что было ему заказано. Во время нашей стоянки в Огчьокту он привозил нам на судно массу оленей и рыбы. Во всех отношениях это был честный и способный человек. Особенно я любовался его обращением с женой — в этом он отличался от других эскимосов. Пожалуй даже — это был единственный муж, не торговавший своей женой. Ей было около 30 лет, и она была вовсе не лишена привлекательности. Звали ее Кайогголо. У них была маленькая девочка лет 8. Нулиейю считался признанным другом экспедиции.
Талурнакто болтается без пристанища и живет то здесь, то там; о нем я уже рассказывал так подробно, что дальнейшее описание его излишне.
Но об одном я забыл. Вот он только сейчас спускается с того холма и потому не мог присутствовать при моем длинном представлении. Это старейший член племени и выдающийся шаман Алеинган Кагоптиннер, или "седовласый". Я не могу подобрать для него лучшего сравнения, чем сравнив его со старой хитрой лисой. Он отец Атиклеуры и Пойеты и живет у последнего. Ему лет 60—70, и его черные волосы и великолепная борода сильно тронуты проседью, поэтому-то он и получил название седовласого. У него суровый повелительный вид, и я уверен, что он пользуется большим уважением. Он крепкого сложения и, по-видимому, был очень сильным человеком. "Седовласый" известен тем, что он "ангаткукки анги", и как эмблему этого он носит всегда на плечах большой воротник с бахромой из оленьего меха. Он считает себя самым первым человеком, что и видно по выражению его лица. Я так и не мог уяснять, действительно ли он считал в душе себя выше других или же все это было только комедией. Мне очень сдается, что последнее вернее. Он убедил все свое племя в том, что был на луне, и рассказывал сородичам длинные истории о том, что тале делается. Сам он, конечно, играл выдающуюся роль, в бытность свою на луне. Те эскимосы, которые будут вести себя здесь на земле примерно, то есть делать так, как он говорит, получат место на луне. Охота на оленей ведется там в больших размерах, и вообще там можно будет получить всевозможные удовольствия. Те же, кто не совсем послушны, получают у "седовласого" место на звездах, где, конечно, он тоже был; а тем, кто совсем не хочет ему повиноваться, он предназначает место под землей. Всему этому эскимосы вполне и крепко верят. Когда я однажды лечил у Совы перелом ключицы, то оказалось, что и здесь для полного исцеления необходимо участие Алеингана. В чем оно заключалось, я не знаю. Алеинган был одним из тех немногих эскимосов, у которого прежде было две жены.