И все же я стала ходить на эти сеансы. Норман особо не возражал. На первый сеанс я надела новое платье, сделанное из скатерти, и новые, только что купленные туфли. Боже, я так чудно себя чувствовала в тот свой первый великосветский выход. Моя семья по вечерам никуда не ходила. Потому что вечером было опасно. Отец обычно смотрел по телевизору футбол. Мать же закрывала все двери и окна, так как считала, что снаружи был темный и опасный мир, особенно для девушек. Она была уверена и убедила меня в том, что где-то во тьме все еще бродили охотники за белыми рабами. Так что даже подростком я должна была возвращаться домой до наступления темноты, иначе меня ждала взбучка.
Итак, в тот вечер я подъехала на грузовике Нормана к симпатичной аллее, где располагался дом Маркуса. Вокруг уже стояло штук двадцать машин. Было много шикарных «кадиллаков», но была и пара таких же грузовичков, как мой. Так что начало меня совершенно не смутило. Я поднялась по мраморным ступенькам. Дверь мне открыл слуга в белых перчатках. «Лечебное помещение», где проходили сеансы, находилось в конце коридора. Слуга так и не сказал ни слова. Он просто шел рядом. У него были серебряные глаза, чем-то похожие на долларовые монеты, такие же круглые и выпученные. Он довел меня до нужной двери. Вокруг Маркуса было много женщин, которые держали в руках бокалы с вином. Он и мне предложил бокал вина. Я отказалась и попросила пива. При этом я объяснила, что Норман не любит вино, так как считает, что это напиток для сосунков. Маркус ответил: «Но сейчас-то вы не в доме Нормана, а в моем. И я вам предлагаю бокал вина». «Пожалуй, я хотела бы попробовать», — ответила я тогда.
— Уважаемые дамы, — начал Маркус, и все вокруг замолчали. — Познакомьтесь с нашей новой подругой. Я хочу вам представить миссис Пандору Бэнкс. Когда она здесь немного освоится, мы проведем наш очередной сеанс и покажем вновь прибывшей то, чем мы тут с вами занимаемся.
Я попробовала вино, оно очень мне понравилось. А потом мы все уселись в круг и к моему огромному удивлению каждая из женщин принялась рассказывать обо всем, что с ней случилось к тому времени. Вот так, прямо при всех. Когда пришел мой черед, я поняла, как это трудно — рассказывать о себе при всех. Это было очень тяжело. Я даже расплакалась. Мне казалось, что я поступаю страшно неправильно по отношению к Норману. Маркус, однако, успокоил меня. Он сказал, что то, о чем мы здесь говорим, не обсуждается за пределами этого дома. Это наша тайна. Я слушала своих подруг по несчастью с чувством жалости и удивления. Оказывается, некоторым женщинам в жизни досталось много больше, чем то, что я перенесла от Нормана. Потому что Норман всего лишь бил меня кулаками, да пинал ногами. Он, конечно, бывал еще грубым в постели, но всяких гадостей все же не допускал. А вот большинство остальных жен шин были замужем за мужчинами, которые делали с ними всякие странные вещи — связывали их, хлестали плетьми или втыкали им во всякие места разные предметы. Короче, творили ужасные вещи. Меня чуть не стошнило от их рассказов. Я и не предполагала тогда, что в один прекрасный день окажусь на их месте.
— Но теперь-то все кончено, Пандора. Все позади. Ты можешь забыть об этом.
Пандора покачала головой.
— Такое не забывается, не проходит и никогда не пройдет. Так же, как я не могу забыть, что моя мать не желала моего появления на свет. Из-за этого мне иногда кажется, что меня и нет на этом свете. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но просто существовали когда-то на земле три человека — Пандора Бэнкс, потом Пандора Сазерленд, а потом еще и Пандора Таунсенд. Я знаю всех этих трех женщин, они были, потому что каждая из них имела в свое время паспорт или, например, надписанные этикетки на чемоданах. Но вот лиц их я вспомнить, увидеть в зеркале не могу, да и внешний их вид я тоже не могу себе представить. Конечно, я могу вспомнить, во что они были одеты, но не могу сказать, на кого они были похожи. Между этими тремя Пандорами какое-то серое облако. Конечно, была еще женщина. Именно женщина, хотя и в этом я не уверена. Потому что она порой кажется мне какой-то дрейфующей эктоплазмой. Случается, я даже рассмотреть эту женщину не могу. В другие же дни ее облик для меня вполне реален… Бог мой, Бен! Ты смотришь на меня, как на сумасшедшую! Может быть, я и есть сумасшедшая. Но я всегда верила, даже когда была нежеланной и всеми брошенной маленькой девочкой, что если бы я могла плавать с дельфинами, то только этим и занималась бы. Может быть, дельфины могут подсказать мне, кто я есть в этом мире. И есть ли мне в нем место.