В душе гостиничного номера Пандора смыла с себя запахи рыбы и газолина, надела вечернее платье, поправила прическу.
Моника пребывала в говорливом настроении и вообще была довольна собой. Триш немного облегчила копну ее волос, выстригла все следы прошлого «перманента», что придало лицу матери куда более молодое и доброе выражение.
Вместе они подошли к поместью губернатора, встали в очередь приглашенных, ожидавших возможности приветствовать хозяев коктейля. Губернатор только моргнул глазами с сторону Пандоры, однако подчеркнуто любезно пожал руку Монике, которую этот факт буквально привел в экстаз.
— До сего момента я ни разу не здоровалась за руку с важными персонами, — призналась она.
Пандору же весь вечер разбирала злость. Ей было противно смотреть на этих самоуверенных британских экспатриантов, на то, с каким напыщенным видом они входили в губернаторские покои, жали вялую руку губернатора, кланялись его замухрышке-жене. Она напоминала Пандоре заводную куклу, то и дело повторявшую: «Как прелестно! Да что вы говорите! Как я рада видеть вас, дорогая!»
«Что за фарс! — думала Пандора. — Бездарная уродливая пьеска на колониальные мотивы, разыгрываемая на этом далеком островке». Она слышала все более громкие возгласы широко представленных на коктейле учителей. Их голоса, сначала звучавшие преимущественно в главном зале, быстро расползлись по другим помещениям губернаторского дома. Угощения гостям разносили голубоглазые блондинки, специально привезенные по такому случаю с Большого Яйца.
Как же далеки друг от друга две части населения этого маленького острова, размышляла Пандора. С одной стороны, местные жители, которые привели своих расфуфыренных жен и сами облачились в лучшие платья, тщетно пытались улучить минутку и поговорить наконец со своим губернатором о вполне реальных, насущных проблемах жизни на острове. С другой же стороны, по мнению Пандоры, находились все эти экспатрианты, конечно же, принимавшие лишь на словах участие в осуществлении программ, направленных на повышение грамотности местных жителей, но на практике только дожидающихся завершения своих двухгодичных контрактов, чтобы поскорее убраться восвояси. При этом они обосновывали провал своих преподавательских усилий чем угодно, но только не отсутствием у себя желания преподавать. Обо всем этом Пандора знала от двух учителей, которые действительно ответственно относились к работе. Как раз эти двое на коктейле стояли обособленно, в стороне: прочие представители учительского корпуса откровенно чурались их.
На острове жило несколько чрезвычайно богатых семей, понастроивших себе большие дома. Они всегда пользовались соревнованиями по ловле марлинов, еще называвшимися «миллионнодолларовой рыбалкой», чтобы на время открыть двери своих поместий и закатить пару-тройку шикарных коктейлей. Ни одна из этих семей, однако, не питала к самому острову ни малейшего интереса и не вкладывала ни пенса в его развитие. Вопреки этому обстоятельству, губернатор был с ними предельно внимателен, жал руки, не обращая и взгляда в сторону маленьких депутаций, нижайше просивших о финансовой поддержке тех или иных нужных острову проектов, например об улучшении авиасообщения Малого Яйца с внешним миром.
— Пошли, Моника. — Пандора почувствовала, как и ее кто-то обнял за плечи. Это оказался Чак. — Давайте-ка отобедаем на халяву за счет этих беспардонных бюрократишек с Большого Яйца. Как вы на это смотрите, а? — Пандора и так понимала, что вынуждена будет, по крайней мере, отсидеть здесь с матерью весь сегодняшний обед. Участие же Чака, по ее мнению, должно было немного скрасить эту скучную перспективу.
Пока они поглощали одно за другим подававшиеся блюда, в том числе курицу с соусом карри и жареные бататы, Пандора с удивлением заметила, что Чак, как он ни пытался скрыть это постоянными выкриками и шуточками, видимо, действительно испытывал удовольствие от общения с ее матерью. Да и Моника в присутствии Чака чувствовала себя удивительно раскованно. При нем она не испытывала нужды задираться или, напротив, подыскивать какие-то защитные аргументы. Особенно забавляло Монику грубоватое, слишком прямолинейное восприятие Чаком жизненных проблем. В то же время, сам Чак, казалось, был готов отказаться в угоду ее мелочным капризам от многих своих дурных привычек. Так, заметила Пандора, при Монике он совершенно перестал пить пиво из горлышка бутылки.
После кофе, но еще до произнесения завершающих речей, Пандора предпочла исчезнуть. Она была уверена, что Бен к этому моменту, конечно же, уже ушел. И все же ей страшно хотелось застать их на причале всех троих — Бена, Окто и Джанин. Она сняла туфли на каблуках, помянула недобрым словом натертые ими мозоли и побежала прямиком к бухте.