Я встал на платформе перрона между первым и вторым путём возле вокзала и стал ждать. Вскоре откуда-то появился ментяра-линейщик, и начал вопить, что я нахожусь в неположенном для людей месте. В неположенном?!? Я накануне именно на этот перрон вышел из поезда. На подмогу к менту-линейщику через пару минут прибежал второй ментяра, миграционщик, и они на пару стали требовать от меня прекратить фотосъёмку. Тем временем банальный «эволюшен» с банальным грузовым неспеша просквозил в сторону Сары-Озека, а я продолжал разбираться с ментами, требуя от них назвать хоть одну статью из хоть одного закона или кодекса, собственноручно подписанных Президентом страны, где бы было написано хоть одно слово про фотографии на вокзалах и станциях.
Ребята в своём беззаконии попались крайне упорные, и через полчаса разборок с ними я всё же ушёл с вокзала, твёрдо решив написать их начальству жалобу на самоуправство их сотрудников.
Зная, что телевизора в гостинице всё равно нет, а до обратного поезда домой ещё шесть часов, я скупил в окрестных киосках все подвернувшиеся газетёшки с кроссвордами, добрёл до гостиницы и упал. Уснуть не удалось, и я отгадывал сканворды, которые успел отгадать почти все. Было уже ближе к полуночи, когда я вернулся на вокзал.
Народу на сей раз пришло уже намного больше, чем днём, все вокзальные лавочки были заняты, а по залу ожидания иногда дефилировал тот самый ментяра, с которым мы ругались вечером. Мой поезд опаздывал почти на час, а никаких других поездов ни туда, ни обратно, по-прежнему не проходило. Под шумок пооткрывались абсолютно все перронные торговые точки, часть которых была наглухо задраена днём, и народ плавно перетекал от одной к другой.
Наконец пришёл поезд. Мой вагон оказался самым первым за тепловозом, поэтому и проехал вместе с ним за все реденькие фонари на самый край перрона. Снять что-то в такой темени опять оказалось невозможно. Нас погрузилось полвагона, народ моментально расползся по шконкам спать, а я сделал себе чаю, распечатал пачку печенек и выпялился в окошко.
Поползли наверх, к Сары-Озеку. На станциях и разъездах встречные поезда, спускавшиеся вниз, заходили на боковые пути и пропускали нас напрямую. Ну что там, алматинский состав с Новосибирска никогда сильно длинным не был, поэтому достаточно резво добежал до памятника агашке, где начало рассветать, и за окошком стало заметно веселее.
Интересный звук стука колёс, когда спереди не другой вагон, а тепловоз – звук стука колёс совсем другой, чаще. Мы летели вниз к Капшагаю, как угорелые. Никакого поезда навстречу, только первые табуны и отары скота, выгнанные чабанами на свежую зелёненькую травку. Подёрнутое утренним туманом водохранилище. Заждавшиеся машинки на переездах. Взлетающие самолётики в первых лучах солнца…
Состав залетел на Алма-Ату I без опоздания. Можно было подождать в вагоне полчаса, пока перецепят тепловоз, а потом ещё двадцать минут будут ехать в город, но за это время уже можно было доехать домой на автобусах, что я и сделал. Подвернувшаяся «двоечка» резво прошлёпала по мокрым от поливалок улицам города, и за те же полчаса была уже на Абая.
Первым после выходных делом я написал жалобу в Департамент Внутренних Дел на Транспорте на беспредел ментов станции Уш-Тобе. Через две недели оттуда пришёл ответ, что все менты на станции Уш-Тобе белые и пушистые, а я находился в неположенном месте. После такой отписки я перестал удивляться, когда потом, через пару лет, в полицейских у нас вдруг начали стрелять.
А с первой же зарплаты я, вспомнив жуткий номер уштобинской гостиницы, пошёл и купил себе электронную книжку.
Конец