— Умирает⁈ — Исказилось в недоумении лицо Белослякин, но спустя буквально пару секунд удивление его сменилось яростью. Гибель того, ради кого он покинул столицу и отправился в это убогое захолустье, что даже до начала очередной войны с Австро-Венгрией представляло из себя ту еще дыру, грозило сорвать все его планы! А может даже и карьеру разрушить, ведь обстоятельства начальству не интересны, ему важен результат…На любой из двух его работ. И гибель разыскиваемой персоны стала бы не просто неудачей, а самым настоящим провалом! — Как умирает⁈ Почему⁈ Кто разрешил⁈
— Ну, так время его пришло… — Вжав голову в плечи, староста попытался попятиться назад…Но был остановлен руками обоих телохранителей думного дьяка, синхронно опустившимся на плечи этого крестьянина. — Там сам отец Бонифаций сказал! Еще две недели назад! И тогда же он последний раз кушал! А позавчера так и пить отказался наотрез, да в баню эту ушел! Сказал, не может больше…
Думный дьяк ворвался в закопченную покосившуюся баню быстрее, чем во времена своей далекой молодости мог бы заскочить в дверь спальни, распахнутую женщиной специально для него…И сначала врезался головой в слишком низкую притолоку, почти её оторвав от дверного косяка, а потом этой же головой стоящую прямо напротив входа печку протаранил, заставив отпечататься у себя на лбу герб Союза Орденов. Отопительная система маленького и потому легко нагреваемого помещения, по какой-то причине плохо подходящего для скоростных забегов на дальние дистанции, была явно старше Возрожденной Российской Империи. Ни время, ни внешняя сырость, ни внутренний жар так и не смогли заставить растрескаться её кирпичи или покрыть ржавчиной заслонку, слегка погнувшуюся лишь после знакомства с наиболее твердой частью тела сотрудника двух канцелярий.
— Ууу! — Болезненно простонал Белослякин, оглядываясь в царящем вокруг полумраке и держась за пострадавшую часть тела. Положенной ему в соответствии с церковным рангом шапки он не носил, ибо дизайн и лишнее напоминание о собственном положении внизу иерархии священников не нравились придворному категорически, а за использование головных уборов иного типа в канцелярии Священного Синода могли и спросить…Там вообще за многое могли спросить, особенно тех, кто пытался в эту самую канцелярию пристроиться хотя бы краешком, а потому вынужден был не если и не совершать подвигов веры, так по крайней мере демонстрировать верность идеалам церкви абсолютно во всем. — Ух, Бонифацииий…
Объект поисков царедворца страдания высокой персоны, ради него соизволившей заявиться в полумертвую деревеньку у черта на рогах, полностью проигнорировал. Как и собственное имя. Облаченный в поношенную черную рясу старик, устроившейся у окна на широкой лавке, занимающей всё пространство от стены до стены, как лежал без движения, закрыв глаза и скрестив руки на груди, так и продолжил лежать. Годы так и не смогли ни убивать толком его могучий рост, ни заставить выпасть на голове седые волосы, аккуратно зачесанные в разные стороны. И даже маленькая клинообразная борода казалось будто лишь пять минут назад вышла из-под рук опытного парикмахера…Но обтягивающая кости плоть мужчины высохла, заставив заостриться черты лица.Кожа не евшего уже половину месяца священника стала пергаментно бледной. Грудь не вздымалась…Почти. Если очень-очень хорошо присмотреться, то можно было заметить, что иногда она все-таки шевелится. Едва-едва и явно намного реже, чем это положено здоровому человеку.
— Ещё жив, — с облегчением вздохнул Белослякин, а после попытался вспомнить хоть что-то из полузабытого им арсенала целительских чар. А когда вспомнил, то применил. К себе. Голова царедворца стала болеть немного меньше, а потому следом он попытался привести в чувство Бонифация небольшим разрядом электричества, которым обычно добавлял резвости слугам, которые либо слишком медленно выполняли свою работу, либо не успевали вовремя скрыться с глаз их хозяина, находящегося в дурном настроении.
Небольшой разряд колдовского электричества впился в темную рясу, мгновенно прожигая в ней дыру размером примерно с ноготь, а лежащее на лавке тело дернулось…Но не более. Глаза Бонифация так и остались закрытыми, руки сцепленными, а дыхание — исчезающее слабым, да к тому же очень редким. Второй удар электричеством дал аналогичное отсутствие результата в виде пробуждения старого священника. От третьего Белослякин все-таки сумел удержаться, поскольку одно дело приводить в себя подобным образом пьяных или просто уснувших слуг, а второе — пытаться вернуть в сознание умирающего. Тут требовались иные методы…И иные исполнители, ибо одной из причин по которой сотрудник двух канцелярий вообще занимался этой работой, а не чем-то более престижным и менее напряжным, являлась прискорбная слабость его магического дара, который ну никак не удавалось развить несмотря на регулярные тренировки. Ежевечерние. Ну, почти. Исключая те дни, когда он в это время стоял на службах в церкви, участвовал в каких-нибудь рабочих заседаниях на правах секретаря, был приглашен в гости, смог попасть на праздничный пир к представителям по-настоящему знатных боярских родов или просто слишком уж уставал от своей основной работы, чтобы еще часик ещё и на работу с заклинаниями выделить.