За своей спиной я услышал лишь отчетливый смешок. Положил трубку, резко развернулся и вместо того, чтобы отвесить провокатору смачный удар в челюсть, сделал над собой усилие и протянул руки вперед.
– Свидание окончено. Прошу увести.
В подтексте это значило: "Развлечения кончились. Теперь ты ничем меня не возьмешь".
– Ты уверен, Чернышев? – вполголоса спросил Кровосос, подходя ко мне (ублюдок все понимал). – Посмотри, как девочка расстроилась от твоего нахального поведения. Не хочешь попрощаться с ней нормально? Ну там, стекло поцеловать… или какие у вас обычаи.
Я обернулся лишь за тем, чтобы убедиться, что Кира ушла. Но она все еще стояла у перегородки в каком-то оцепенении. Девушка хмурилась и смотрела на меня, словно не желая понимать то, о чем я ее попросил.
Надзиратель надел наручники и подтолкнул меня к выходу.
– Не возражаешь, если я подкачу к ней? – шепнул он приятельским тоном, заводя меня в следующее помещение. – Конечно, для настоящих друзей, как мы с тобой, это табу, но раз уж вы расстались…
Сколько я ни пытался думать о другом, заглушать его голос банальным "бла-бла-бла", слова просачивались, словно яд. В глазах темнело от ярости и мысли, что скорее всего больше не увижу ее. И дело было совсем не в Кровососе. Я давно испытывал угрызения совести и внутреннюю борьбу. Назойливый охранник лишь озвучивал темные мысли, которые я сам гнал от себя все это время (ты не пара этой девушке, Мак; больше нет). Так что мое желание оградить Киру от непредсказуемого психа поставило точку в давно назревающем решении.
– Я бы утешил эту девочку. Чернышев, слышишь, обещаю, что буду с ней ласков, – надзиратель натянул на лицо сальную улыбочку, и как бы невзначай сжал мне ягодицу во время повторного обыска.
– Если ты хотя бы попытаешься заговорить с ней, начнется война. Я слов на ветер не бросаю. Так что в день, когда захочешь выполнить свое желание, рекомендую сразу уволиться.
Манипуляция достигла цели – я сдался. Больше не было сил молчать, хоть и понимал, что Кровосос только этого и ждет. Теперь уже было наплевать.
– Смотри-ка, как мы заговорили! Я с ним по-дружески, значит, а он войну затеял. Обижаешь меня.
Слова прозвучали так, будто этот человек испытывал от нашего тихого диалога не расстроенные чувства, а настоящий оргазм.
– Но так и быть, провожу тебя до дома. Ведь невежливо кидать друга, даже когда он злится.
Охранник завершил действия, навязанные протоколом, и повел меня по коридорам до камеры.
– Вот объясни мне одну вещь, Чернышев, – слышалось в спину. – Ты такой весь из себя сдержанный и стойкий. Несколько месяцев игнорировал мою дружбу. А стоило сказать пару ласковых о твоей девочке, так ты готов в драку лезть. В голове не укладывается.
– Ты социопат, тебе не понять, – кинул через плечо.
– Спасибо за комплимент. Я много чего здесь насмотрелся. И меня давно беспокоит один вопрос.
– Ну, удиви меня.
– Я рад, что ты, наконец, соглашаешься со мной побеседовать. Так вот, мой личный социальный эксперимент показывает, что мужиков в целом заботят всего три вещи: их положение в стае, ресурсы и самки. И я задаюсь вопросом, неужели вся жестокость этого мира по сути происходит из-за женщин? Из-за этих милых и прекрасных существ. Это так удивительно, если вдуматься.
– Не могу разделить твоего интереса. Я прогулял все уроки социологии и философии.
– Жаль. А мне показалось, что ты умный парень. Этим ты мне и приглянулся.
– И что, дальше будет признание в любви? У меня больше нет пары с этого дня, как видишь. Можешь попытаться, только сразу предупреждаю, я на первом свидании не даю.
– Смешно, – фыркнул Кровосос, расстегивая наручники. – Заходи в свою клетку, Чернышев. Еще будет время продолжить наши упоительные беседы. Может, даже познакомлю тебя с сейфом. Незабываемые ощущения, тебе точно понравится.
Дверь с лязгом захлопнулась, я медленно осел на свою кровать. Сокамерник проводил личное время где-то за периметром камеры, так что я оказался в полной тишине. Чтобы не думать о Кире, сосредоточился на Кровососе.
Я впервые видел настолько долбанутого и непонятного мне человека. Этот тип действительно подходил под определение социопата, как никто другой. Был на хорошем счету у коллег, умел понравиться людям, хорошо считывал и имитировал их эмоции, но сам не испытывал ни грамма эмпатии. Его речь была хорошо поставленной, а тон всегда дружелюбным даже с зеками. В действительности его слова не несли ни капли искренности. Причем он отчетливо показывал это отдельно взятым людям, например мне. Складывалось ощущение, что ему доставляет колоссальное удовольствие мысль, что я знаю его маленький секрет.