В итоге мне срочно нужен был заработок, а судимость означала начать все с нуля. Решением, которое лежало на поверхности было позвонить Максиму и устроиться на работу в его компанию. Я был уверен, что он закроет глаза на мои прошлые дела и с радостью возьмет, как он выразился "программиста с хорошим потенциалом". Но вот в чем я был совсем не уверен, готов ли к встрече с Кирой.
Чувства были ужасно противоречивыми: я хотел снова увидеть девушку, обнять, сделать своей и при этом не желал бежать к ней едва переступив порог своей клетки, словно бедный родственник (моя гордость всегда была сильнее моего здравого смысла, и когда им было не по пути, меня называли жутким упрямцем).
А может, я просто боялся увидеть ее с другим? С тех пор, как отказался от свиданий с ней, два месяца подряд девушка упорно приходила и требовала встречи, ждала в очереди (узнавал я об этом по мерзким комментариям Кровососа, который не упускал возможность попасть в смену именно в дни положенных мне свиданок). После второго эпизода я написал официальное заявление на отказ от свиданий. Не знал, насколько сильно разозлилась на меня Кира, но догадывался. Мне казалось, что я делаю все правильно. Ограждаю ее от безумного социопата и необходимости видеть все это и страдать вместе со мной.
Я жил с этой мыслью ровно до того дня, как забрал из тюремного хранилища личные вещи и задумался, куда поеду прямо сейчас. В квартиру в Сокольниках? К ней домой? К маме в Самару? Это воспоминание навсегда останется со мной.
Сидел в отделении выписки (так его в шутку называли) и тупил в стену, развернув небольшой бумажный сверток личных вещей, которые с меня сняли прямо в СИЗО перед отправкой в Расщелину. Любимая футболка с забавным принтом (хер его знает, зачем я надел ее на последнее судебное заседание прямо под рубашку; думал, поможет?). Брюки, рубашка, кожаный ремень. Также к свертку прилагались мои черные кроссовки и зимняя куртка, упакованные по отдельности в сжатый полиэтилен. Носки и трусы, похоже, утилизировали. Судя по наглой роже надзирателя уточнять не имело смысла – либо оставляй тюремные, либо иди, как есть.
Недолго думая содрал с себя всю до последнего предмета тюремную робу и надел брюки с кроссовками на голое тело. Закончив с одеждой, уставился на сверток поменьше. Аккуратно развернул. Телефон, смарт-часы, бумажник, беспроводные наушники-вкладыши (о которых я совсем забыл, видимо их нашли в одном из карманов куртки), студенческий билет, пропуск в Atari (можно выбросить, похоже) и небольшое металлическое кольцо с полоской из светлого материала.
Проверил часы и мобилку – разряжены в ноль. Распихал бесполезную электронику по карманам куртки, положил удостоверения во внутренний карман к паспорту, который уже выдали в регистратуре. Развернул бумажник, проверил кредитки и наличку (все на месте, даже странно).
Почти все вещи были убраны. На крафтовой бумаге осталось лежать кольцо. Повертел в руках, раскрыл бумажник, положил в него. Покрутил бумажник (вдруг вывалится?).
– Чернышев, че ты там копаешься, принцесса? Тебе, может, стилиста надо было приглашать, чтоб ты красивый перед своими вышел?
– Меня никто не встречает! – оскалился, сообщая ненужную информацию.
Надзиратели меня недолюбливали (спасибо Кровососу за это). Хотелось свалить поскорее. В итоге вытащил кольцо и надел на палец – туда, куда оно было надето почти два года назад. Чертыхаясь про себя, встал и поспешил покинуть помещение. Почему-то заранее знал, что теперь не решусь снять кольцо.
Как в бреду покинул стены Расщелины. Небо над головой разило серыми оттенками, но октябрьская погода была относительно теплой. Пуховик сразу снял. Рубашки и футболки было достаточно, я привык к холоду. На улице меня с распростертыми объятиями встретили пустынный двор перед воротами и едва живая дорога с редким движением машин.
Я никому не звонил: ни маме, ни друзьям, – ведь радоваться будут, словно я Родину ходил защищать. Не хотел унижаться. О досрочном освобождении знала только мама, которая держала контакт с моим адвокатом. Я запретил ей приезжать. Сказал, что выйду, улажу дела и приеду, как буду готов (а готов я буду, возможно, не сразу…)
Постояв недолго у ворот, гневно зыркнул на обшарпанное здание с глубоким шрамом (ноги моей здесь больше не будет!), плюнул на асфальт, будто ставил точку, и растер кроссовком. Поперся до видневшейся неподалеку автобусной остановки. План отсутствовал от слова "совсем". "Неужели это я и без списка "to do"? (просто не верилось, что выпустили). Доберусь до города, заряжу телефон в салоне связи, а там придумаю что-нибудь."