Кровь Сёгуна пролилась на поле битвы, и все окружающие двух бойцов фортунцы вздрогнули от изумления. Никогда еще им не приходилось видеть, как кому-то удавалось ранить Танцующего Вихря.
Но Кин’Крон не растерялся, и, проделав искусную комбинацию, вырвался из хватки Тигриного Клыка и отступил назад с окровавленным плечом.
Двое бойцов теперь не торопились нападать друг на друга, уважая силу и искусство соперника, и придумывали новые приемы для боя, ставшего подлинным испытанием для обоих.
Наконец, Кин’Крон бросился в бой, и его лезвия превратились в еще более устрашающий вихрь смерти. Десять, двадцать, тридцать ударов за несколько секунд, и все они были отбиты Тигриным Клыком. Бой между двумя искуснейшими бойцами воюющих сторон затягивался, и никто не мог одолеть другого. Тактики и приемы все усложнялись и изощрялись, приводя лишь к большему числу ран с обеих сторон, но не нанося фатального ущерба. Постепенно силы обоих противников стали слабеть. Кин’Крон с окровавленным плечом, израненным бедром, и раздробленным коленом впивался пылающими красными глазами в яростное залитое кровью лицо Ункара с отрезанным ухом. Кровь хлестала из ран обоих соперников и хлестала не переставая. И если бой затянется еще на некоторое время, они оба погибнут от потери крови.
Собрав последний остаток сил, с тремя кровоточащими ранами на теле, Ункар набросился на фортунца с силой и яростью загнанного в угол тигра. Его удары были как никогда сильны, настолько сильны, что руки Сёгуна едва удерживали рукоятки его катан, но лезвия логистранина так и не достигали своей цели, натыкаясь на безупречную оборону Кин’Крона. И вдруг Ункар заметил, что защита левого бока фортунца все чаще и чаще ослабляется. Всего лишь на долю мгновения, но этого будет достаточно для Тигриного Клыка. Удвоив свои усилия, Ункар проделал очередную сложную комбинационную атаку, и, дождавшись очередного мгновенного раскрытия левого бока Сёгуна, молниеносным выпадом атаковал фортунца в незащищенное место. Но еще более быстрой, практически невероятной по скорости, была молниеносная и хитроумная защита Кин’Крона. Сёгун зажал двумя лезвиями катаны клинок Покровителя, заблокировав его удар, и, проделав сложнейший тактический прием, повернул рукоятку одной из своих катан таким образом, что она отсекла руку логистранина с зажатым в ней мечом. Ункар остался без руки и без одного меча, и тут же подвергся стремительной контратаке фортунца. Кин’Крон набросился на ослабевшего противника словно коршун и размахивая двумя лезвиями загнал логистранина в излюбленную ловушку, от которой не было спасения, защищаясь лишь одним клинком против двух. Острие катаны вонзилось глубоко в грудь Покровителя, пронзив Ункара насквозь. Предсмертный контрудар логистранина единственным клинком был легко отбит торжествующим врагом.
Мир пошатнулся в глазах Ункара, и перед смертью, перед черной бесконечной пеленой, застилающей его глаза, он увидел прекрасное лицо Мионы и их маленького сына Сингру.
Тело Покровителя пошатнулось и медленно опустилось на землю под торжествующие возгласы фортунских воинов.
Кин’Крон выбил последний меч из рук поверженного врага и приставил острие оружия к его горлу.
- Как зовут тебя, воин? – спросил Сёгун.
- Я – лунный логистранин, - гордо прохрипел Ункар и испустил последний вздох.
Кин’Крон убедился, что его соперник мертв, и, наклонившись над телом, срезал тигриный клык, висевший у него на шее.
- Это был великий воин, - произнес Кин’Крон, зажав в своей руке клык, и ловко вскочил на подведенного к нему коня.
- Самый яростный вождь логистран повержен! Наши враги в ужасе! Закрепим же славу фортунского оружия! Вперед, воины императора! Переходим в наступление! - скомандовал Сёгун
……