Выбрать главу

— Презерватив, — выдыхает она.

Потянувшись через консоль, я открываю бардачок и беру маленький фольгированный пакетик. Прежде чем успеваю открыть его, она вырывает презерватив, разрывая зубами и натягивая на меня.

Перемещая руки на ее талию, я поднимаю Эддисон достаточно, чтобы та могла опуститься на мой ноющий член.

— Кэм, — скулит она, и с губ срывается небольшой шипящий звук.

— Почти все, детка, — говорю я, пробегая языком по ее шее и по горлу. — Ты так хорошо меня принимаешь.

Как только шок от того, что я растягиваю ее до предела, проходит, она начинает скакать на мне. Эддисон не стесняется брать то, что нужно, и, возможно, именно это я нахожу таким привлекательным. Она не крутится вокруг да около. Эддисон взрослая. К чему я, наверное, не привык.

Одной рукой забираюсь под ее рубашку и беру грудь в свою ладонь, по одной за раз.

— Черт, ты идеальна.

Она не сводит глаз с моих, пока трахает меня, бедра покачиваются вперед и назад, когда она голодно вертится, полностью поглощенная и жадная в погоне за кайфом, к которому я собираюсь ее вскоре привести.

Я снова сплетаю свои губы с ее, проводя кончиками пальцев по спине. Ее руки сжимают мои бедра, когда она толкает грудь вверх и стонет. Ее тело такое великолепное, и я мог бы потеряться прямо в этом моменте. Но она бы никогда не позволила этого. Когда Эддисон скулит еще громче, чем я когда-либо слышал… Я теряю контроль. Неспособный остановить покалывание, которое начинается в яйцах и распространяется по всему телу.

— Кончи со мной, Эддисон, — я дрожу. — Дай почувствовать, как ты кончаешь.

Снова вытягиваясь вперед, она впивается ногтями в плоть плеч, когда ее спина выгибается, а грудь толкается в меня. Я чувствую, как Эддисон сжимает меня, теряя всякий контроль.

— Кэм, — скулит она, брови сходятся вместе.

Медленно, ее лоб приближается к моему, и она дрожит. Когда наши оргазмы заканчиваются, Эддисон не сразу убегает, как обычно. Задыхаясь, она опускает голову мне на грудь и отдыхает несколько минут. Мы оба продолжаем тяжело дышать, пытаясь отдышаться.

Я провожу ногтями по коже ее спины, желая, чтобы она осталась еще немного. Она пахнет какими-то цветами, и я делаю глубокий вдох.

— Пожалуй, пора идти, — говорит она, отстраняясь. — Спасибо за быстрое свидание.

— Эй, всегда пожалуйста, — я подмигиваю, притворяясь, что не разочарован тем, что она опять не может дождаться, чтобы уйти. — Я же говорил, что это будет лучшее быстрое свидание в твоей жизни.

— Было ли оно таким? — она постукивает себя по подбородку, сужая глаза. — Возможно, у меня были и получше.

— Были? — я наклоняю голову набок. — Если это так, то, думаю, мне лучше повысить свою квалификацию. В следующий раз, детка, ты не сможешь ходить на следующий день.

Ее глаза расширяются, словно от неожиданного света, и щеки пылают румянцем. Но, как я и предвидел, парирует колкой репликой, замаскированной под игривую усмешку.

— Кто сказал, что будет следующий раз? — бросает она, сдерживая улыбку, которая готова расцвести на ее лице, словно весенний цветок. — Очень самонадеянно с твоей стороны, плейбой.

— Достаточно уверен в своем мужском достоинстве, чтобы знать, что ты захочешь еще, — отшучиваюсь я, невольно заигрывая с ее реакцией. — А что, черт возьми, за чушь эта с плейбоем? Почему ты так меня называешь?

Она смеется.

— Ну, папа так называет хоккеистов.

— Кто сказал, что я плейбой? — я прищуриваюсь, невольно провоцируя ее. — Может, ты забрала мою невинность, женщина?

Она разражается хохотом, и ее смех, кажется, заполняет собой все пространство между нами. А потом, словно очнувшись от сладкого забытья, она осознает, что до сих пор сидит у меня на коленях. Перебираясь на пассажирское сиденье и поправляя легинсы, Эддисон усмехается.

— Неплохо.

— Но серьезно, — говорю я, не в силах сдержать нарастающую волну эмоций. — Почему ты считаешь меня плейбоем? Я понимаю, по кампусу ходят слухи. Но я не такой уж плохой. И девушек уважаю. И как бы ни казалось, что я ими пользуюсь… они тоже пользуются мной.

Она смотрит на меня, словно заново разглядывая, и в ее глазах читается искреннее удивление. Протягивая руку, она касается моей, и ее прикосновение нежное, как шепот летнего ветерка.

— Извини, Кэм. Я ничего плохого не имела в виду. Ты просто… ну, главный красавчик на кампусе. Девушки падают в обморок, когда ты проходишь мимо. Не могу прийти на лекцию, чтобы кто-нибудь не разглагольствовал о тебе, — она вздыхает, словно отбрасывая груз тревожных мыслей. — Извини, что поставила на тебя ярлык. Это было некрасиво с моей стороны.