Я понимаю, что два единственных парня, с которыми была физически связана, будут сегодня играть друг против друга. Конечно, ни один из них не знает о другом… надеюсь.
— Так, чтобы сменить тему, ты видела того красивого, мускулистого хоккеиста еще раз? — мама поднимает бровь. — И даже не пытайся лгать.
— Нет, — медленно говорю я. — После того, как папа высказал свое мнение в ту ночь, я решила, что лучше больше его не видеть. К тому же, он тоже не преследовал меня в университете. Значит, должно быть, пришел к тому же выводу — это была плохая идея, и нужно остановиться.
— Может быть, он был занят, — предполагает мама.
Я смеюсь.
— Кэм Харди не выглядит так, как будто его что-то может остановить. Если бы хотел меня видеть, поверь, он бы увидел. Я быстро это поняла. Он настойчив.
— Тебе обидно, что он не искал тебя в университете? — она наклоняет голову набок. — Честно.
Я ковыряю ногти, понимая, что они нуждаются в маникюре гораздо больше, чем ногти моей трехлетней дочери.
— У меня нет времени на парня. Или на какой-нибудь мимолетный роман.
— Я не об этом спрашивала.
— Он веселый. У него такая харизматичная личность. Вокруг так много людей, которые парятся по мелочам. Он кажется из тех, кто ни о чем не задумывается, — я откидываюсь на спинку дивана, расслабляясь. — Я никогда не хотела, чтобы из этого что-то получилось. С моей жизнью это было бы слишком сложно. Но признаюсь, я наслаждалась нашим коротким временем вместе, — я выдыхаю. — Но нет, я не разочарована. Я не хотела, чтобы он неправильно понял и ожидал от меня больше, чем могла дать. По крайней мере, теперь не нужно об этом беспокоиться.
Я всегда могу откровенно говорить с мамой. Я знаю, что она никогда не осудит меня и не заставит чувствовать себя плохо из-за решений. Она также намного разумнее отца, когда дело доходит до личной жизни, что я очень ценю.
— Знаешь, папа убил бы меня за то, что я скажу это, но, черт возьми, кто-то должен, — она кладет голову на спинку дивана, грустно улыбаясь. — Знаешь, Эдди, не каждый хоккеист такой, как Ник. Не каждый мужчина тоже.
— Знаю, — признаюсь я. — Но не хочу рисковать, — я проглатываю ком эмоций. — Я бы ни за что не поменяла роль мамы, даже если, наверное, была не готова, когда она появилась на свет, — я бросаю взгляд на комнату, убеждаясь, что Айла все еще там и не слышит меня. — Но быть достаточно безрассудной, чтобы завести ребенка с человеком, который бросил меня и никогда не оглядывался назад? Это разрушило меня, мама. В тот день, когда я призналась, что беременна, и он сказал уйти и никогда не возвращаться… я никогда не чувствовала себя настолько одинокой. Я не могу повторить это снов, — взгляд по-прежнему направлен на Айлу, играющую в комнате с открытой дверью. — И даже если бы хотела, я не могу рисковать ради нее. У нее будет достаточно боли, когда она станет старше. И я, очевидно, плохо разбираюсь в людях, потому что никогда в жизни не могла себе представить, что Ник сделает то, что сделал.
Правда в том, что я беспокоюсь о будущем каждую секунду каждого дня. Она маленькая сейчас. Она не понимает, что такое быть брошенным. Однажды Айла спросит, почему была недостаточно хороша, чтобы он остался. Будет нести этот груз всю жизнь, и я ничего не могу сделать, кроме как стараться любить ее достаточно за нас двоих. Но все равно я в ужасе от того, что этого будет недостаточно, и она начнет винить себя.
— Я понимаю твои опасения. Действительно понимаю, — мама касается моей руки. — Но жизнь слишком длинная, чтобы быть в одиночестве. И нелепо прятать такое прекрасное сердце от мира, — она улыбается. — Но однажды… однажды я знаю, что ты будешь готова.
— Может быть. Поживем-увидим, — говорю я, не веря собственным словам.
Кэм
Пот заливает лицо, стекает по вискам. Взгляд скользит по циферблату. Двадцать восемь секунд.
Игра вот-вот закончится.
Кажется, что немного времени, чтобы держать их под контролем, но за двадцать восемь секунд может произойти столько всего. Мы ведем всего на один гол. Если сравняют счет до финального свистка, нас ждет овертайм14. Парни выложились по полной. Знают, что эта игра очень важна для тренера, и желание победить горит ярче, чем когда-либо. Но в овертайм может случиться что угодно. А нам этого не хочется. Хочется поставить точку здесь и сейчас. Хотя, если честно, я бы предпочел, чтобы игра была завтра, а мы разгромили их в первом матче. Но, полагаю, выиграем мы сейчас или проиграем, завтра, когда снова встретимся с ними на льду, мы обуемся в коньки и покажем им, что такое ад.