В буслаевской дружине Дмитриева называли хитрой Лисой. «Но что же все-таки Лисе нужно от меня? — думал Потаня. — Не случайно же мы гуляем здесь в этот утренний час. И почему он столько говорит? Обычно он немногословен».
Больше всего Потане хотелось бы сейчас, чтобы вместо Дмитриева с ним прогуливался Буслаев. Просто бы сказал: «Потаня, пройдемся по берегу вдоль озера». Сам Буслаев! Первый человек в Новгороде! Да за одну такую прогулку Потаня простил бы атаману любое оскорбление!.. Он вспомнил, какие испытания ставил Василий желающим попасть в его дружину…
«И говорит Василий таковы слова:
— Кто поднимет чару зелена вина,
И выпьет чару на единый вздох,
Стерпит-то червленый вяз в буйну голову,
Тот попадет ко мне в дружину хоробрую.»
Все испытания прошел маленький, хроменький Потаня. И до самого последнего времени Буслаев говорил о нем с уважением. Как-то раз на пиру даже сажал рядом с собой. Все шло хорошо и вдруг такое!.. Ох, уж эти любимчики Дмитриевы! Выскочки!
— Слышал, Буслаев собирается плыть в святой град Иерусалим? — спросил Евгений.
— Как не слыхать. Василий думает поклониться гробу Господню. Большое дело задумал, — даже сейчас, после нанесенной обиды, Потаня относился к атаману с благоговейным почтением. Евгений подумал: насколько можно доверяться этому человеку? Что будет завтра, если Буслаев вдруг приласкает Потаню?.. Не дай Бог, Василий заподозрит неладное. Не сносить тогда Евгению головы… Но и отступать он не мог.
— Тяжелые времена, — продолжал Потаня. — Сейчас вроде бы с Запада дует спокойный ветер, но к осени все может перемениться. Поговаривают, опять готовят поход на Новгород иноземцы. Хочет Василий, чтобы дружина сумела Отечество защитить, потому и собирается прикоснуться к реликвиям Святой земли, где ступала нога самого Спасителя; ведь значит, силу свою удесятерить. Василий так и сказал недавно. Ах, как он сказал! А я запомнил слово в слово!
— А, может, цель путешествия Буслаева другая? — промолвил Дмитриев. — Искупить свои грехи, например?.. Вымолить прощение за то, что обижает таких замечательных ребят, как ты. Или сорвать по дороге большой куш?
— Как ты смеешь… такое про Василия?! — закричал Потаня, решив, что Евгений проверяет его.
— Я просто рассуждаю, — Дмитриев понял, что совершил ошибку. — Или он решил прославить имя дружины.
— Это дело хорошее.
— Хорошее, — согласился Дмитриев. — Но что дальше?
Потаня удивленно посмотрел на собеседника:
— Дальше?
— Да. После того, как вернемся в Новгород со славой?
— Разобьем отряды немцев и шведов!
— А что дальше? — вновь повторил Евгений.
— Что-то не пойму тебя.
— Или не желаешь понять?.. Разобьем мы отряды завоевателей. И опять будем демонстрировать свою силу перед местными мужиками. Не мелковато ли для буслаевской дружины?
Потаня осторожно спросил Евгения:
— А что же ты предлагаешь?
— Нам надо подумать о большем. Что такое слава лучшей дружины в Новгороде?.. Мы могли бы стать сильнейшей дружиной на Руси.
— Куда хватил… — начал было Потаня, но остановился, завороженный блеском глаз Евгения. В голове сверкнула мысль: «А почему бы и нет!»
— СИЛЬНЕЙШЕЙ ДРУЖИНОЙ! — повторил молодой помощник Буслаева.
— Тогда мы потребовали бы от посадника…
— При чем здесь новгородский посадник! Мы объединим под своим началом весь Новгород! Всю Новгородскую республику! И это будет только начало. Мы освободим Русские княжества от татарского ига; Владимир, Рязань, другие — пойдут с нами! Мы отбросим далеко на запад германцев и шведов. Мы создадим Империю, как при Владимире Мономахе! Нет, более могущественную. Вся Европа содрогнется от топота коней, на которых будут скакать русские воины! Перед нашей славой померкнут Империя Александра Македонского и Славный Рим!
Слова Дмитриева околдовывали, не оставляли никаких сомнений, что именно так и будет. Потаня впервые увидел перед собой другого Евгения. Он прошептал:
— Думаешь, это возможно?.. Создать такую империю?
— Нет ничего невозможного, если человек ставит перед собой цель и волей и мечом прокладывает к ней путь.
— И мечом?
— Да. Меч, направленный на благое дело, — уже не меч, а орало, вспахивающее огромное поле, где вырастет пшеница, чтобы утолить голод сотен несчастных.