Ареал нашего с Ромкой поиска был куда шире, нам тогда было уже по четырнадцать лет, и мы были вполне самостоятельными. Однако результаты поиска также были нулевыми. На третьи сутки мы повесили возле местного магазина объявление с описанием Мурзика и призывом срочно связаться с нами, если кто-то увидит беглеца.
Вскоре нам позвонил Андрей. Он жил в соседней деревне и утверждал, что который день к нему на крыльцо приходит ночевать кот с подбитой лапой, весьма подходящий под описание нашего Мурзика. В тот же вечер Андрей привез нашего кота. Парень приехал на мотоцикле. За пазухой у него сидел наш питомец, успевший пострадать в какой-то драке, а за плечами парня висела гитара. Именно тогда я и влюбилась в музыку. Ну и в Андрея, разумеется, тоже. Затрудняюсь сказать, в кого из них больше, но, вернувшись в конце лета в город, твердо решила тоже научиться играть на каком-нибудь инструменте. Очень уж хотелось произвести впечатление.
Возраст мой для обучения в музыкальной школе сочли весьма почтенным и зачислять отказались наотрез. А вот частные уроки предложили. Правда, в качестве инструмента сватали балалайку. Перспектива меня мало прельщала, а потому стены учебного заведения я покидала почти бегом. Затею, однако, не оставила и вскоре сама по объявлению нашла преподавателя игры на гитаре. Им оказался выпускник все той же музыкальной школы, единственной в нашем городе. Слава был на три года меня старше, на голову выше Андрея, да и гитара его мне нравилась куда больше.
Впрочем, и в Славе, и в Андрее уже к следующему лету я успела разочароваться, а вот любовь к музыке смогла пронести сквозь года. Пару незатейливых мелодий на гитаре я способна сыграть до сих пор, но все же предпочитаю слушать исполнение профессионалов.
То, что Лукин, бывший муж Елизаветы, является таковым, я нисколько не сомневалась: иначе его бы попросту не взяли в филармонию. Однако определенное любопытство и волнение присутствовали, будто я отправлялась на выступление близкого человека. На самом же деле с Епифаном я лично знакома не была, хотя слышала о нем столько, что впору причислять музыканта к родне.
Не знаю, охватывали ли подобные чувства по отношению к бывшему своей нынешней моего брата. По мне, так, кроме досады, он ровным счетом ничего не испытывал. Хотя, как только мы переступили порог филармонии и протянули для контроля билеты, я услышала в его голосе удовлетворение:
— Успели!
Часы в фойе показывали ровно семь часов вечера.
— Ты как будто даже рад, — хмыкнула я.
— Еще бы! Иначе сначала мне досталось бы от тебя, а потом еще и от Лизаветы.
Возразить на это мне было нечего, да и промолчать следовало бы в любом случае — мы как раз вошли в концертный зал. Места нам достались отличные — в самом центре третьего ряда. Только мы успели присесть, как дирижер взмахнул палочкой, и музыканты на сцене с готовностью оживили свои инструменты.
Наслаждаясь музыкой, я вдруг поймала себя на мысли, что не свожу взгляда со скрипачей, пытаясь угадать в их лицах Епифана. Наконец я повернулась к брату, решив утолить свое любопытство. Ромка сидел, сложив руки на груди и прикрыв глаза. Можно было бы подумать, что человек проникся искусством. Причем впечатлился настолько, что хочет пропустить через себя звуки музыки, не желая видеть ничего вокруг, только впитывать прекрасное. Однако я слишком хорошо знала брата, чтобы сразу понять, — он беззастенчиво дрыхнет!
Тайну Лукина мне удалось разгадать только в антракте. Как только музыка стихла, Ромка, резко стряхнув с себя сон, словно пес — капли воды с густой шерсти, выпрямился в кресле и с готовностью позвал:
— Идем!
Уточнять, куда зовет меня братец, было лишним. Я прекрасно помнила, зачем он сюда явился. Ромка стоял надо мной, взглядом намекая, что следовало бы поторопиться.
Уже в буфете, где мы устроились за высоким столиком с двумя бокалами шампанского и заветренными бутербродами с салями — икру, когда подошла наша очередь, успели разобрать, — я спросила брата:
— Как выглядит Лукин?
— Обыкновенно, — пожал плечами Ромка, сделав большой глоток.
— А конкретнее? Пыталась угадать, кто из скрипачей — наш Епифан. Их там четверо мужского пола.
— Тот, что дальше всех от нас сидит, — ответил брат, а я поразилась, что он успел что-то разглядеть на сцене, прежде чем провалиться в сон.
Все второе отделение я не сводила взгляда с Лукина. Играл он мастерски и выглядел, кстати, тоже неплохо. Отчего-то Епифан представлялся мне невзрачным сутулым мужичонкой. На деле это был высокий широкоплечий мужчина с модной, слегка удлиненной стрижкой. Я вдруг вспомнила Андрея и Славку разом и подумала, что гитара Лукину в качестве музыкального инструмента подошла бы куда больше скрипки. Не исключено, что именно о ней он в свое время и мечтал, но ему предложили другой инструмент, как мне балалайку когда-то.