— Мне даже тридцати нет, — напомнила я. — Замуж успею.
— Я тоже так думала, — вздохнула она, сделав большой глоток кофе из своей любимой красной кружки. — И что?
Я вопросительно на нее посмотрела.
— Сижу на седьмом десятке одна-одинешенька.
— Вообще-то со мной, — я даже закашлялась.
— Спасибо тебе.
— За что? — удивилась я.
Мать встала со своего стула, подошла ко мне и крепко обняла, притянув мою голову к себе.
— Я тебя люблю, — прошептала я, а она поцеловала меня в макушку.
— Ты права, никакие мужики не сравнятся со счастьем быть матерью!
— Этого я не говорила.
— Зато я тебе говорю, — улыбнулась она.
Момент выдался подходящим, чтобы завести тему, которая волновала меня все эти годы. Мать казалась мне сейчас расслабленной и безмятежной, редкое для родительницы состояние.
— Если бы мой отец не исчез тогда, как сложилась бы наша жизнь?
— По-другому, — улыбнулась мама, не сводя взгляда с колышущейся занавески. — Но у него не было шансов!
— Объясни, — не поняла я.
— Майя, я прекрасно понимаю, что детская фантазия способна нарисовать себе картину мира, в которой было бы комфортно и безопасно существовать. Но ведь тебе уже не десять лет. Прими тот факт, что это действительно была ничего не значащая одноразовая связь между мной и малознакомым мужчиной. Или тебе было бы проще жить, веря в байку о том, что твой отец работает на золотом руднике в Южной Африке или исследует Заполярье?
— Нет, — ответила я после недолгого раздумья. — Я благодарна тебе за откровенность. Всегда была.
— Но ты мне не веришь, — ухмыльнулась мать.
Все-таки психиатра с опытом работы почти в полвека сложно было обвести вокруг пальца.
— Стараюсь, — честно призналась я. — Просто, как ты правильно заметила, мозг ребенка ищет те варианты мироздания, которые ему наиболее понятны. Чем старше я становлюсь, тем легче принимаю то, что ты рассказываешь. Но, как ты понимаешь, частичка детской мечты еще жива.
— Хочешь его найти? — догадалась мать.
Я молча кивнула.
— Это невозможно, — отрезала она и, словно прочитав мои мысли, добавила: — И не надо мучить расспросами бабушку, у нее давление!
Бабушку я давно уже не мучила никакими расспросами. Мне даже казалось, что она знает меньше, чем я. Хотя меньше, казалось бы, некуда. Потому разговоры с бабулей на тему моего отца я давно сочла бесполезными и более к ним не возвращалась.
— Ну а лет-то ему сколько было? Твой ровесник? — решилась я на еще один вопрос.
— Плюс-минус, — расплывчато ответила мама и подлила в свою кружку кофе из турки. Мне не предложила: она прекрасно знала, что ее способ приготовления для меня слишком крепкий. Я и не возражала: чай с малиновым листом, собранным летом на даче, был прекрасен. Особенно в сочетании с ореховыми конфетами, подаренными учениками. Мама тоже успела их оценить.
— Какая нежная начинка, — смакуя сладкий кусочек шоколада, проговорила она.
К теме моего зачатия мы больше не возвращались: ни в тот день, ни позже. Я окончательно убедилась, что разговоры об этом вести бесполезно: пока мама сама не решит поделиться со мной, ничего вытянуть из нее не удастся. В версию о том, что она не помнит даже имени второго родителя, я, безусловно, не верила.
Разумеется, еще в детстве я сделала вполне логичное предположение:
— Мама, я Майя Аркадьевна потому, что моего отца зовут Аркадий?
— Нет, — улыбнулась мама.
Хорошо помню тот зимний день: мы возвращались из парка, где я вдоволь накаталась с заледеневшей горки. На улице было уже темно, мороз окрасил наши щеки в алый. Пальцы в рукавичках замерзли настолько, что ледянку я сама нести не могла — ее держала мама, которая сама, я подозреваю, замерзла тогда ничуть не меньше.
— Потому что ты Арина Константиновна?
Она нахмурилась, силясь проследить детскую логику.
— Ну, «Ар» — это первые две буквы твоего имени, а «Ка» — первые две буквы отчества. Вот и получается: Ар-ка-дьевна, — произнесла я по слогам.
— Константиновна пишется через «о», — хладнокровно поправила мама и убила во мне всю непосредственность разом.
Когда я стала старше и снова вернулась к вопросу выбора моего отчества, мать объяснила это так:
— К твоему красивому имени важно было подобрать что-то созвучное, при этом оттеняющее его мягкость.
— То есть ты просто примеряла к Майе разные мужские имена? — удивилась я.
— Именно так.
Тогда я рассчитывала услышать если не какие-то подробности об отце, то хотя бы историю о ее школьной влюбленности в какого-нибудь Аркашу с веснушками и очками на пол-лица. В память о светлом юношеском чувстве она могла выбрать для меня такое отчество. Однако мне его подобрали словно курточку на весну: чтобы цвет к лицу, сидела хорошо и была с небольшим запасом — дети ведь быстро растут.