— Езжай, — наставительно продолжил брат. — Майя, вперед!
Будто нотариус мог исчезнуть или сбежать.
— Только тете Арине не говори!
— Почему?
Я и не собиралась звонить матери, чтобы поделиться новостью, мне просто было интересно, чем руководствуется брат, призывая не посвящать родительницу.
— Ну, знаешь… — Он осекся, но после паузы продолжил: — Я бы не стал.
— И я не стану.
— Сходи на встречу, послушай, что тебе скажут. Потом уже решишь, кому следует об этом знать, а кому нет.
— Дело говоришь! — похвалила я родственника и предложила: — Может, со мной?
— Не могу. Лиза на маникюр усвистала, я с Аришкой сижу.
Несмотря на то, что Ромка к моей матери относился с некоторой опаской, уважал безмерно. Даже дочь свою назвал Ариной. Сказал, что будет счастлив, если ребенок вырастет таким же самодостаточным и уверенным в себе, как моя мать. Видимо, потому, что этих качеств недоставало ему самому.
— Но я бы с удовольствием, — поспешил добавить он, тяжело вздохнув. — Ладно, не отвлекаю. Собирайся и поезжай! Жду звонка.
Рассудив, что ничего не потеряю, прокатившись до центра города, через десять минут я покинула квартиру.
Левобережная улица, несмотря на название, располагалась в некотором отдалении от реки и прогулочной зоны. Застроенная лет сто назад похожими друг на друга особняками со строгими фасадами, она часто попадала на фото туристов и страницы хроник, хотя никаких достопримечательностей тут не имелось.
В доме номер три со стороны улицы имелась одна-единственная дверь: распашная, дубовая. Вела она в гостиницу, которая, как мне показалось, занимала весь особняк. Недолго думая, я вошла и приблизилась к стойке регистрации, предположив, что контора арендовала одно из помещений отеля. Я ошиблась: сотрудница в голубой форменной жилетке и белоснежной рубашке подсказала, что нотариус находится во дворе.
Обойдя дом, я увидела небольшую пристройку, которая, очевидно, появилась тут не так давно, как само здание. На серой двери висела неприметная табличка: «Нотариальная контора».
Я вошла в небольшое помещение. Прямо напротив порога высилась стойка, из-за которой едва виднелась чья-то светловолосая макушка. Хозяйка блондинистой шевелюры вытянула шею и поприветствовала меня:
— Вы по записи? — уточнила она.
— Нет, но Петр Евгеньевич заверил, что будет меня ожидать.
— Майя Аркадьевна? — улыбнулась девушка, на секунду опустив глаза куда-то за стойку.
— Да.
— Присядьте, пожалуйста. Петр Евгеньевич сейчас с клиентом, но очень скоро освободится. Желаете чай или кофе?
От напитков я отказалась, устроившись на небольшом кожаном диване у окна. Одна створка была распахнута, и с улицы доносились приятный шелест клена во дворе и чириканье воробьев. Дворик выглядел ухоженным и уютным — наверняка об этом позаботились в гостинице, ведь окна доброй части номеров выходили именно сюда. Я множество раз бывала на Левобережной, но ни разу не заглядывала во дворы. Теперь мне отчего-то захотелось побродить и по остальным. Можно будет заняться этим после встречи с нотариусом. Стоило вспомнить о Громове, как дверь его кабинета распахнулась, и оттуда показался молодой мужчина в сером костюме. На меня он даже не взглянул, направившись прямиком к двери.
— До свидания, — пропела блондинка из-за стойки.
Похоже, что клиент покинул нотариуса и вскоре настанет мой черед. В подтверждение моих слов уже через минуту секретарь позвала:
— Майя Аркадьевна, прошу вас.
Она вышла из-за стойки и теперь распахивала передо мной дверь. Я поднялась с дивана, откашлялась и вошла.
Петр Евгеньевич — грузный мужчина лет шестидесяти — восседал в огромном кожаном кресле за дубовым столом, ничуть не уступавшем ему в масштабах. Блондинка указала мне на мягкий стул с высокими подлокотниками. Я устроилась напротив, а Громов, не сводя с меня взгляда, бросил блондинке короткое:
— Кофе.
Девушка бесшумно скрылась, а мужчина, опершись о столешницу, с шумом приподнялся и, отвесив короткий кивок, обратился ко мне:
— Рад снова вас приветствовать, Майя Аркадьевна.
— Взаимно, — выдавила я, толком не понимая, что готовит мне это знакомство и стоит ли радоваться.
— Как я успел сообщить, встреча наша касается завещания вашего покойного родителя.
— В моем свидетельстве о рождении указан лишь один родитель — мать, и она, хвала небесам, жива и даже относительно здорова, — упрямо напомнила я ему.
— Это не может не радовать, — улыбнулся Громов. — Однако это имело бы значение в ситуации, если бы покойный не оставил завещания. В нашем случае имеется бумага, предписывающая исполнить волю завещателя относительно вашей персоны. Соответственно, кем вы приходитесь умершему по документам — совершенно не важно. Хоть сиделкой. Таких случаев, к слову, в моей практике было не счесть. Свое состояние оставляли медсестрам, домработницам и даже няням детей.