Я внимательно слушала, силясь представить себе ситуацию, когда человек склонен поступать таким образом. Вывод пришел довольно скоро: это, должно быть, очень одинокие и несчастные люди.
Секретарь вернулась с подносом и поставила его передо мной: чашка ароматного кофе, миниатюрный сливочник и розетка с шоколадным драже. Вскоре точно такой же набор возник и на столе перед моим собеседником.
— Значит, о моем существовании он знал, — вздохнула я.
Громов осекся — в этот момент он как раз рассказывал душещипательную историю о старике, решившем одарить соседку по даче. Старушка радовалась недолго: скончалась через неделю после мужчины, и в итоге все унаследовал ее непутевый сын. Я не хотела перебивать, но слова вырвались сами собой, будто без моего участия.
— Выходит, что так, — загадочно улыбнулся Петр Евгеньевич.
— Он жил в нашем городе?
— Нет, в Красных Оврагах.
О таком населенном пункте я слышала впервые.
— Это где?
— Километров триста отсюда.
— Всегда?
— Что вы имеете в виду? — не понял Громов.
— Он всегда там жил?
— Точная биография завещателя мне неизвестна. Но последние годы — абсолютно точно.
— Ясно, — я закусила губу.
— Интересная вы особа, Майя Аркадьевна.
Я вскинула брови, а он поспешил пояснить:
— Обычно в таких случаях людям не терпится узнать, что им причитается по завещанию, а уж потом они начинают задавать вопросы. И то не всегда.
— Наверное, в тех ситуациях они на что-то претендуют или хотя бы имеют представление, кто является автором завещания. Я же вообще ничего не понимаю. Мужчина, оставивший вам бумаги, вообще может оказаться мне совершенно посторонним. Вдруг это какой-нибудь сталкер, тайно следивший за мной?
— За вами следили? — Громов подался вперед, внимательно за мной наблюдая.
— Кто знает, — деловито ответила я и взяла в руку чашку.
— Предлагаю все-таки ознакомиться с волей умершего, а потом уже строить догадки. Возможно, после оглашения завещания ваши вопросы и сомнения отпадут сами собой.
Откашлявшись, Громов поднялся с места, кресло его откатилось и шумно ударилось о стену. Мужчина прошел к сейфу, открыл его и извлек на свет большой конверт из плотной бумаги. Вернувшись на свое место, он провел рукой по вороту рубашки. Как по волшебству в кабинете вновь появилась блондинка. И не одна. Петр Евгеньевич объяснил о необходимости присутствия свидетелей. Затем он долго и неуклюже вскрывал конверты и зачитывал волю того, кого неуклонно называл моим отцом.
— Значит, Аркадий, — произнесла я в задумчивости, когда мы вновь остались в кабинете одни.
— Что, простите?
— Его звали Аркадий, — пришлось мне повторить.
Громов смотрел на меня и, кажется, снова размышлял, почему я задаю странные вопросы, неочевидные в такой ситуации.
— Иванов Аркадий Александрович, — медленно повторил нотариус.
Я кивнула, непонятно с чем соглашаясь. На самом деле все мои мысли были о матери. Теперь я еще больше сомневалась в том, что мое отчество было выбрано ею едва ли не случайно, и еще меньше в том, что завещание оставил посторонний человек. Точнее, номинально умерший действительно был мне фактически чужим. Мы никогда не встречались, я ничего не знала о нем до сегодняшнего дня и, признаться, давно не рассчитывала разжиться хоть какими-то сведениями.
Вся эта информация обрушилась на меня потоком, и я хваталась то за один факт, то за другой, не зная толком, на чем следовало задержать внимание.
Аркадий Александрович, живший в Красных Оврагах, прекрасно знал о существовании у него дочери. Более того, счел меня достойной стать его наследницей. Должно быть, чувствовал за собой вину за то, что не принимал участия в моем воспитании.
— Значит, он знал, где я живу, раз обратился именно к вам, а не к нотариусу поближе к месту своего проживания, — вслух размышляла я.
По моему мнению, если Иванов поступил таким образом, он точно знал, где меня следует искать.
Громов молчал, внимательно за мной наблюдая. Удивительно, что он еще не попросил меня удалиться, ведь процедура оглашения завещания была окончена.
— Вы были с ним знакомы? — догадалась я.
— Немного, — не стал отрицать Петр Евгеньевич.