После долгого ожидания в раздевалке, из пропарочной камеры доставили одежду. Итальянцы, бойко выговаривая по-русски номера, выдали источающие горячий пар узлы. Оделись.
Немецкий ефрейтор (я уже научился различать многочисленные ранги немецких нижних чинов) записал на карточку данные о каждом: фамилия, имя, воинское звание, национальность, вероисповедание и сообщил каждому присвоенный ему персональный номер, потребовав запомнить, как он звучит, произнесенный по-немецки. При перекличках будут вызывать не по фамилиям, а по номерам.
После этой процедуры «прописки» нас развели по баракам. В процессе ожидания в раздевалке я узнал, что этот лагерь называется Hohenstein (теперь он находится на территории Польши, а город Hohenstein носит имя Ольштинек) и в германских реестрах числится как шталаг (Stalag) I-A. В нем содержатся военнопленные-инвалиды, непригодные для использования на работах.
Барак, в который меня определили, представлял собой огромную полуземлянку с четырьмя рядами нар. Два внешних ряда отделялись от двух внутренних широкими проходами. Внутренние ряды нар, разделенные невысокой загородкой, были двухэтажными, имели несколько поперечных проходов, в которых были установлены железные печки и столы со скамьями. Входы в барак были с двух сторон с торцов. Вход, обращенный к широкой улице, проходящей вдоль всего лагеря, отделенной от бараков одним рядом колючей проволоки, являлся как бы главным. По улице прохаживались вооруженные винтовками постовые. Другой вход был обращен к внешней ограде, состоящей из четырех рядов проволоки, между которыми была накручена спираль Бруно. Между внешней оградой и бараком находилась санитарная зона, в которой были туалет с бетонным выгребом, содержавшийся в относительной чистоте, и умывальник - бетонное корыто с водопроводными кранами. С внешней стороны ограды через каждые 100-150 метров стояли вышки, на которых маячили фигуры часовых и торчал ствол пулемета. За оградой виднелся небольшой холм, на котором возвышалось странное сооружение: квадратная, сложенная из кирпича сужающаяся кверху башня с крепостными зубцами. Оказывается, это сооружение - памятник победе, одержанной немцами в первой мировой войне над русской армией генерала Самсонова. С двух сторон улицы шли ряды одинаковых бараков, отделенные друг от друга колючей проволокой.
В бараке у главного входа в него выгорожено небольшое помещение для старосты и переводчика. Днем здесь постоянно дежурил ответственный за наш барак немецкий ефрейтор.
Староста определил меня в бригаду, указав место на нарах. Моим соседом справа оказался молодой симпатичный таджик, трогательно ухаживавший за пожилым земляком, лежавшим рядом с ним далее. Он страдал язвой желудка и постоянно мучился от болей. Слева от меня - пожилой (лет сорока) украинец из-под Мариуполя. Он развлекал меня рассказами, каждый начинался словами "От як я робил у рядгоспи….", и содержал историю об отношениях с "гарной бабой", которая не только удовлетворяла его мужские потребности, но и "от пуза" кормила.
Бригады формировались по следующему принципу: звено из 12 человек - на одну буханку хлеба, 4 звена - на один бак с баландой или чаем.
Начался очередной этап жизни в плену.
Как и раньше, день делился на части - до завтрака (хлеб и чай), до обеда (баланда) и до вечернего чая. Баланда, которой полагалось пол-литра на каждого, здесь была несколько питательней, чем в Холме: в ней помимо брюквы или кольраби, присутствовала неочищенная картошка. Я долго не мог привыкнуть к вкусу и запаху картофельной шелухи, отбивавшему все другие вкусы и запахи варева. Два раза в неделю баланда варилась не из овощей, а из крупы, как правило, магары, иногда из овсянки. Этих дней ждали с нетерпением: такая баланда была сытнее.
В определенное время дня за баландой отправляли группу носильщиков, за возвращением которых из кухни наблюдали всем бараком. Носильщики несли баки на шестах, положенных на плечи. Если из баков шел пар, это означало, что баланда жидкая, овощная, если пара не было - крупяная, густая. Услуги носильщиков вознаграждались: на кухне им поручали чистить котлы, в которых на дне и стенках оставались остатки варева.
Баки раздавались по бригадам и выбранный бригадой доверенный разливальщик делил содержимое бака по котелкам. Умение разлить баланду по котелкам так, чтобы было равное соотношение гущи и жижи, высоко ценилось, обладавший этим умением пользовался всеобщим уважением. И, все равно, наполненные котелки разыгрывались. Все они составлялись в кучу, один из членов бригады по очереди поворачивался к ним спиной, другой кричал, указывая на один из котелков: «Кому?», указывающий отвечал: «Петру», «Ивану», «Себе» и т.д. В нашей бригаде бригадиром-разливальщиком был пожилой портной Иван Спиридонович, носивший профессорскую бородку и очки, все время проводивший за шитьем.