Выбрать главу

Светлана Кекова

ПЛЕНЕНИЕ ИНЕЕМ

1
Ты помнишь, как с тобой мы по дороге шли? Терялся край земли в сиянье и пыли, томились листья ив под тонким слоем пыли, и только облака легко по небу плыли.
Одно из облаков нас, как звезда, вело по местности простой в знакомое село, где перекинут мост кирпичный через речку, где дерево стоит, напоминая свечку.
Там, у оврага, — дом, а в доме — тишина. Лежит в густой пыли на чердаке икона. Я знаю, что давно закончилась война, остался только прах от стен Иерихона, и рухнула уже Берлинская стена.
А мой отец-солдат через Европу шел, молилась бабушка, и рыла мать окопы… И память о былом, как светлый ореол, таинственно сквозит над картою Европы.
2
А мы все шли с тобой, и колосилась рожь, и поле кое-где сияло васильками, и теплый ветер дул, и пробегала дрожь по зеркалу реки, и тонкими руками
касалась ива волн, взбегающих на брег, лягушки квакали в своем речном Париже, и стрелки на часах вдруг замедляли бег, но только дом родной не становился ближе.
Мы шли с тобой и шли, и убыстряли шаг, и щурили глаза от солнечного блика… Вон там стоит ветла, вон там — растет овраг, вон там журчит родник и зреет земляника.
Давай передохнем и спустимся к реке, умоемся и руки вытрем полотенцем… Вот-вот возникнет дом, где спит на чердаке измученная Мать с Божественным Младенцем.
3
Я помню, как паук висел на волоске, как утром шел народ к пустому магазину, как пахла лебеда, как, сидя на песке, мой дядя из ветвей зеленых плел корзину.
Где волны той реки, где ветви гибких лоз? Увяли лепестки кроваво-красных цинний… Их запоздалый цвет уже убил мороз, и у корней волос чуть серебрится иней.
На мир спустилась ночь, и в облачном кремле так тихо и светло горит луны лампада. Раб Божий Николай давно лежит в земле, оплакан и отпет, — и большего не надо.
4
Двух осторожных птиц я видела в окно: сиял в снегу снегирь, как девичий румянец, а в доме на стене — застывшее кино: случайный блеск стекла и фотографий глянец.
Синица снег клюет и просится ко мне. В каком прекрасном сне, в какой волшебной сказке я вижу целый мир, висящий на стене: Младенец в люльке, мать, солдат в железной каске?
Вот это — наш погост, а это — город Брест, здесь — стриженый малыш отважно сел на санки… У деда на груди — Георгиевский крест, а у отца — медаль и орденские планки.
5
Росла в лесу трава, шумел колхозный сад, скучали лопухи и пыльная крапива. Ты помнишь, как тому уж сорок лет назад ты перед сном меня святой водой кропила?
Потом гасила свет, и тихо я спала, мне чудился во сне какой-то конь и всадник, невидимых церквей сияли купола, и свет лила луна на бедный палисадник.
6
Плачут птицы больные, вспоминают весну. Я вас, тени родные, перед сном помяну.
Как рыдание арфы, птичий строится стан. Спят Димитрий и Марфа, Параскева, Иван.
Никакого зазора нет в пространстве ином между ангельским хором и провидческим сном.
Между сушей и морем, между ночью и днем, между будущим горем и слезами о нем.
Мне как будто открыли старой хроники кадр: в безымянной могиле спит солдат Александр.
Сколько воинов верных час свой смертный нашли в развороченных недрах материнской земли.
Кто отпет и оплакан и Всевышним прощен, кто невидимым знаком — красной кровью — крещен.
Снег ли в воздухе тает над молчащим селом, или ива читает поминальный псалом,
или хочет оставить над пространством полей крест и «Вечную память» вещий клик журавлей?
7
Вот ребенок на мир сквозь волшебное смотрит стекло: там деревья омыты дождем, как душа покаяньем. Каждый лист — изумруд, и прекрасно кругом, и светло, мир наполнен до края каким-то нездешним сияньем.