– Ты решил сейчас короновать Молодого Генриха королем Англии, насколько я понимаю, – сказала Алиенора.
– Да. В Англии обычно дожидаются естественной смены правителей, но все французские короли от самогу Карла Великого короновали наследников при своей жизни, и я убежден, что это хороший способ обеспечить преемственность. Англичане, конечно, будут ворчать – они не любят нарушения традиций, но им придется с этим смириться. Моему плану мешает только одно.
– Бекет, – не задумываясь, сказала Алиенора.
– Да, – тяжело вздохнул Генрих. – Но мы поговорим об этом за обедом. – Он провел ее в великолепную комнату со сводчатыми потолками, увешанную гобеленами, запечатлевшими сцены охоты. – Хочешь вина?
– Спасибо, – вежливо ответила Алиенора, безуспешно пытаясь вспомнить страсть, когда-то бушевавшую между ними. Теперь казалось, что они стали чужими. – Хорошо провел Рождество?
– Да, – ответил Генрих. – Я был в Нанте, в Бретани, вместе с Жоффруа и Констанцией. Жаль, что тебя не было в Ренне прошлой весной и ты не видела, как на Жоффруа возложили герцогскую корону.
– И мне жаль, что я не смогла приехать. Я совершала путешествие по Аквитании. Но Жоффруа потом рассказывал мне, и Констанция все еще была полна впечатлений и раздувалась от чувства собственной важности, маленькая озорница. – Алиенора скорчила гримасу, вспомнив об этом.
– Да, у Жоффруа будут с ней проблемы, – усмехнулся Генрих. – Слава богу, ему еще несколько лет не спать с ней.
– Так в Бретани теперь все спокойно? – Алиенора не смогла воспротивиться желанию задать этот вопрос.
История была древняя – восстание Эда де Пороэта, но ей хотелось заставить Генри еще немного попотеть, вспоминая об этом. Он недоуменно посмотрел на нее, потом отвернулся.
– Ты знаешь, – сказал он.
– Вся Европа знает, – язвительно заметила она. – Как же это могло пройти мимо меня?
– Алиенора, я пригласил тебя сюда не для того, чтобы ссориться, – чуть ли не умоляющим тоном произнес Генрих. – Ты просила свободу – ты ее получила. Так позволь и мне пользоваться свободой.
– Конечно, – легко ответила она. – Я надеюсь, Розамунда, Прекрасная Розамунда, как ее, кажется, называют – ах, как это очаровательно звучит! – не была слишком расстроена. Она ведь до сих пор твоя любовница, насколько мне известно?
– Чертовка! – прорычал Генрих. – Ты не провела здесь и пяти минут, а уже успела затеять свару со мной.
– Да, но я копила кое-что, чтобы сказать тебе, в течение последних двух лет, – ответила Алиенора.
– Вообще-то, я рад видеть тебя, – признался Генрих. – Не надо портить мне впечатление.
– Как это трогательно! – воскликнула она, но улыбка получилась наигранной.
– Мы теперь должны действовать вместе, – сказал он, нахмурившись. – Может, заключим перемирие?
– Перемирие! – Улыбка, казалось, прилипла к ее губам. – Как тебе угодно.
Они обедали в соларе, слуги принесли блюда и удалились, оставив их на боковом столике, чтобы король и королева сами могли брать все, что пожелают.
Когда они сели, Генрих не теряя времени вернулся к вопросу о коронации Молодого Генриха.
– Вот чего я хочу, – начал он. – Я хочу, чтобы Бекет вернулся на свое законное место в Кентербери и с этой бесконечной враждой было покончено. Церемонию коронации должен проводить архиепископ Кентерберийский.
– Но я слышала, что в прошлом году ты опять поссорился с Бекетом?
– Это верно, – тяжело вздохнул Генрих. – Людовик предложил выступить в качестве посредника – еще раз, – и по его предложению я отправил письмо Томасу, в котором писал, что поддержу его возвращение в должность, если он отзовет свои обвинения в адрес Кларендонских конституций. И он согласился, Алиенора! Он ответил, что сделает это.
– Так что же случилось?
Она слышала несколько фальсифицированных версий того, что происходило на самом деле, но так и не знала, которой из них можно верить.
– Томас приехал встретиться со мной. До этого мы не видели друг друга четыре года, так что можешь себе представить, что я чувствовал. Он упал на колени, потом вообще распростерся передо мной ниц, умоляя о милосердии.
– Он всегда был любителем театральных жестов, – язвительно заметила Алиенора.
– Ты говоришь, как моя мать, да будет земля ей пухом, – возразил Генрих.
– Твоя мать была мудрой женщиной, и она видела этого человека насквозь.
– Слушай, я пытаюсь рассказать тебе, что случилось, – запротестовал Генрих.
– Да-да, продолжай, – холодно ответила она.
– Я думал, на этом все и закончится. Мы обменяемся поцелуем мира, он отправится в Кентербери, и мы заживем счастливо.