– Ты же знаешь, это в нашей природе – ни один из нас не любит другого, – пожал плечами Жоффруа. – Мы ведь дьявольское семя, ты не забыла? Так что нет ничего удивительного в том, что мы стремимся навредить друг другу.
– Наш отец лишился права на нашу любовь и покорность, – подтвердил Ричард, его красивое лицо исказила гримаса негодования.
– Вот уж точно, – согласился с ним Молодой Король. – Значит, вы оба со мной?
– Да! – в один голос ответили братья.
– Вы должны ехать прямо в Париж к королю Людовику, – сказала Алиенора. – Он самый могущественный ваш союзник и поможет вам военной силой. Я напишу письма, в которых сообщу Людовику и его Совету о том, что поддерживаю вас. Я надиктую их сейчас же, пока вы собираетесь.
Не прошло и часа, как Алиенора была во дворе, поцеловала на прощание сыновей, пожелала счастливого пути, не зная, увидит ли их когда-нибудь еще. Их отъезд должен был держаться в тайне, но уже через час город Пуатье оживленно обсуждал это событие и высказывал предположения о его цели, а через неделю вся Аквитания была в приподнятом настроении: все ждали окончания правления ненавистного герцога Генриха. Алиеноре стало известно об этом, только когда появился трубадур Ришар де Пуатевен и исполнил перед ее двором сочиненную им песню. Пропетая сочным баритоном, она говорила о силе чувств ее подданных.
Глубоко тронутая, Алиенора обратилась к Раулю де Фаю.
– Мы не можем игнорировать глас народа, – пробормотала она. – Это только усиливает мое убеждение в том, что пришло время восстать против Генриха.
– Я думаю, многие здесь давно ждали, что ты примешь такое решение, Алиенора, – с мягкой улыбкой сказал Рауль.
– Ты съездишь для меня в Париж? – Она схватила его за руку. – Стань поим посланником и передай личное письмо от меня Людовику. Я хочу поблагодарить его за поддержку сыновей и прошу позаботиться об их безопасности. Он оценит такой персональный жест, а ты оттуда сможешь послать мне весточку о том, как поживают мои сыновья, и, возможно, тебе удастся внести свой вклад в принятие правильного решения.
– Поеду с удовольствием, – согласился Рауль. – Буду голосом герцогини Аквитании. Можешь во мне не сомневаться.
Рауль уехал, но вскоре она получила письмо с печатью архиепископа Руанского Ротру. С какой это стати он, примас Нормандии, надумал писать ей, Алиеноре? И тут ее охватил страх. Не сообщает ли ей архиепископ о том, что с ее сыновьями случилось что-то страшное? Дрожащими пальцами она сломала печать и стала читать. Челюсть ее в ужасе отвисла.
Начал Ротру довольно вежливо:
«Благочестивая королева, прекраснейшая из королев…» Но сразу же за этим он писал о том, что она, до того времени верная жена, оставила своего мужа. Но испугало ее не это – с лицемерными пошлостями Алиенора встречалась чуть не каждый день. Испугали ее обвинения архиепископа в том, что она вынудила плоды своего супружества с королем восстать против отца. Такое поведение преступно, обрушился на нее архиепископ, после чего предупредил, что если она немедленно не вернется к своему мужу, то станет причиной крушения всего христианского мира.
Он знал! Генрих знал о ее предательстве. Он заставил своего архиепископа Ротру написать это послание – сомнений у Алиеноры не было. Но как он узнал? Все планировалось втайне. Неужели ее письмо Людовику перехвачено? Или еще хуже: неужели Рауля захватили в плен и вынудили во всем признаться? Но она опасалась и худшего: не мог ли Генрих насадить шпионов при ее дворе? Алиенора попыталась вспомнить имена и внешность тех, кто недавно появился здесь, и припомнила, что незадолго перед отъездом Генрих назначил четырех ее соотечественников из Пуатье в ее канцелярию. Алиенора не думала, что тут есть что-то крамольное, но, имея дело с Генри, кто знает… Он человек подозрительный. Может быть, чиновники, назначенные мужем, здесь и ни при чем, а виноват кто-то из близких, кого подкупили и заставили служить королю. От этой мысли мурашки побежали у нее по коже. Но не исключено, что она идет на поводу у собственного воображения, ведь и Людовик вполне мог упомянуть ее в одном из своих писем к Генри.
Алиенора, дрожа, продолжила чтение, перечитывала каждое благочестивое увещевание вернуться вместе с сыновьями к мужу, которому должна подчиняться и жить с которым ее обязывает долг.
«Возвращайтесь, чтобы не утратить его доверия к вам и сыновьям!» – восклицал архиепископ. Что ж, Генри, несомненно, уже не доверяет ни ей, ни сыновьям. Так же как она не верила увещеваниям Ротру, который писал, что ее муж будет во всем демонстрировать ей свою любовь и дает ей гарантии полной безопасности. И это человек, поклявшийся, что убьет ее, если она предаст его! Если она сделает то, о чем пишет архиепископ, то попадет прямо в ловушку.