Мужчина приподнялся, рассматривая мое обнаженное тело совсем не так, как это делали остальные любовники. В его глазах не было жадного восхищения, в них был отстраненный интерес энтомолога насаживающего бабочку на булавку. Да и вряд ли сейчас была красива, только не после подвала, только не после водоворота тьмы, за которым меня ждало ничто, но видимо, так и не дождалось.
– Неправильно, – повторил он, склонился и обхватил губами сосок.
Это было похоже на вспышку, на удар молнии. Краткий и всеобъемлющий. Что-то внутри меня сдвинулось.
И потекла сила. Крышку с бутылки так никто и не снял, но вода уже не сочилась, а текла тонкой струйкой, пытаясь удовлетворить мою вечную жажду. Хотя бы отчасти.
Мужчина коснулся языком соска, а потом разомкнул губы. Кожу тут же обожгло показавшимся ледяным воздухом. Еще одно касание, на этот раз ниже. Его губы путешествовали по моему телу, оставляя за собой горячую цепочку следов.
– Нет, – выдохнула я, желая, чтобы он остановился. И больше всего боясь, что он это сделает. Руки охотника легли мне на бедра, нажимая и раздвигая… – Нет, – простонала я, еще слишком слабая, чтобы сопротивляться.
Знала, если он коснется меня там, обожжет огнем своих губ мои, то все полетит в пропасть. Я не удержусь на краю обрыва, нырну и утащу за собой охотника. Оно бы и неплохо, пусть посмотрит, каков на самом деле мой мир. Но тогда то, что связывает нас сейчас, та невидимая ниточка, превратится в цепь, к одному концу которой будет прикован охотник, а ко второму я. И на этот раз снять кандалы не получится.
– Нет, – в третий раз беспомощно прошептала я.
Но он все равно склонился и, помедлив всего одну бесконечную секунду, поцеловал меня. Просто прижался ртом к коже в аккурат у кромки волос. Это касание все длилось и длилось. Дыхание перехватило, и я поняла, что все-таки могу совладать с непослушными руками, когда мои пальцы зарылись в его волосы. Он едва заметно вздрогнул, горячие губы чуть шевельнулись. Сила прибывала, мучительно медленно и мучительно нежно.
Охотник приподнял голову. Янтарные глаза пылали. Я больше не могла сопротивляться, хотела, но не могла. Мужчина понял это, понял по одному взгляду, по моим раскрытым губам, по бессильно упавшим на простыню рукам. Но вместо того, чтобы продолжить, выругался и лег на кровать рядом, зарываясь лицом в подушку.
Несколько секунд мы оба старались восстановить дыхание. Я таращилась в потолок, а он тихо ругался. А потом приподнялся, посмотрел на меня, и как в тот раз произнес:
– Спи.
– Что? – на этот раз я не спешила проваливаться в царство морфея.
– Спи. Потом поговорим, – повторил он, укутал меня одеялом и вдруг охватил меня руками и притянул к груди, словно любимую плющевую игрушку.
Теплый жест, уютный, в который так легко поверить. Прижаться, закрыть глаза и представить себя в полной безопасности. Я даже зевнула.
– Почему… Почему ты остановился?
Комната вдруг показалась мне серой, словно припорошенной пылью, глаза стали закрываться.
– В отличие от тебя, лайне, я не играю в игры. Если женщина говорит «нет» – это значит нет, без всяких иносказаний. Спи.
– С каких это пор, ты слышишь мои слова? С каких это пор, ты мне веришь? – произнесла я и почувствовала, как напряглись его руки.
– С тех пор, как ты начала говорить, а не прикидывать, как бы побыстрее затащить меня в койку.
И это было последнее, что я услышала в тот день от охотника.
Я просыпалась еще дважды. В первый раз глубокой ночью. Проснулась и долго слушала дыхание охотника, лежавшего рядом. Ровное и глубокое. Было тревожно ощущать его рядом с собой. Словно лежишь рядом с оголенным проводом и стоит чуть шевельнуться… Поэтому я не решилась даже отодвинуться, и сама не заметила, как снова уснула.
Второй раз мне понравился больше. Я открыла глаза, когда солнце уже вовсю заглядывало в окна, а рядом никого не было. Мне даже удалось встать, хоть ноги и дрожали. Если бы охотник резал меня на куски не внутри, а снаружи, было бы легче. Сила лайне уже исцелила бы кровоточащие раны. Тех крох, что перепали прошлой ночью от охотника, было для этого достаточно. Но он ломал меня изнутри, и теперь я напоминала куклу из папье-маше, которую сперва разорвали, а потом неумело склеили, хотя она так и норовила развалиться.
Я медленно добрела до ванной и минут десять просто стояла под теплыми струями, смывая с себя запах подвала. Запах грязи, металла и охотника. И, в конце концов, почувствовала облегчение. Сил не было даже на то, чтобы вытереться, и я вернулась в комнату, оставляя за собой лужицы. Меня мотало из стороны в сторону, как пьяницу в пятничный вечер. Я едва смогла открыть дверь в гардеробную, вытащила с первой попавшейся полки первую попавшуюся тряпку, оказавшуюся черной футболкой, и натянула прямо на голое тело.