– Чтобы ты там не увидела, это принадлежит лишь тебе. Твой самый страшный сон. Я не создаю кошмары, я лишь заставляю их ожить. Помогая каждому спустить в их личный наполненный монстрами подвал, – несколько секунд он молчал, а потом спросил, – Что было в твоем?
Я посмотрела на лежащего у ног охотника оборотня, на девушку, что все еще таращилась в никуда и все еще плакала.
– Ты, – ответила я.
Что для лайне самый большой кошмар? Чего она боится больше всего на свете? Не смерти, нет. И не старения, хотя, тут многие бы поспорили. Больше всего суккубы страшатся того, что тот единственный, что был избран для тебя самой судьбой, богами, провидением или маленькими зелеными человечками, тот, без, которого ты дальше просто не сможешь жить, по сравнению с которым вся остальная «еда» покажется тебе пресной и безвкусной – обернется зверем. И не зверем с когтями и клыками, как оборотень, а настоящим. Тем, кому понравится причинять тебе бесконечную боль, слышать твои крики в ночи, отдавать жизненную силу и с болью получать ее обратно. И ты ничего, абсолютно ничего не сможешь с этим поделать. Ни один суккуб не сможет, если хочет жить, конечно. Некоторые не хотят. Перед избранниками мы так же беззащитны, как люди перед нами. Кто-то даже видит в этом вселенскую справедливость.
Я же вижу в этом великое свинство.
– В моем кошмаре был ты.
На миг, на один удар сердца он побледнел. Я могла бы и не заметить, если бы не всматривалась так пристально в лицо охотника. А может это всего лишь игра света и тени ламп, что изредка мигали под потолком.
– Так вот почему ты… – охотник сделал шаг ко мне, сжимая кулаки, но куда больше меня испугали не его руки, а его глаза, которые вдруг разом заполнила чернота.
Что я «там» и «почему» услышать не удалось. Мы слишком увлеклись ища ответы на вопросы, которые вполне могли подождать. Оборотень оказался крепче, чем думал охотник. Размытое движение я уловила за миг до того, как альфа оказался на ногах, и пусть из разбитого носа текла кровь… Алая кровь на белой, как алебастр, коже. Пусть шерсть осыпалась на пол, пусть он вложил в этот рывок все силы, что у него еще оставались, после того, как над ним клонился охотник.
Одно движение и меня дернули за волосы, заставляя запрокинуть голову, а к шее прижались пальцы с когтями.. Всего лишь слабым подобием настоящих когтей оборотня, но чтобы располосовать яремную вену этого хватит.
– Верни ее, – с трудом проговорил оборотень и пошатнулся, – Верни мою женщину. Иначе я заберу твою, – пальцы сжались на моей шее.
Охотник продолжал смотреть только на меня, словно ища что-то на моем лице, словно желая прочесть на нем ответ на свой вопрос, который так и не был задан. И одновременно страшась этого.
– Нууу, хррр, – оборотень закашлялся. Он наваливался на меня все сильнее и сильнее. Его тело больше не вызывало ни желания, ни даже отстраненного интереса. И даже когти у горла не пугали настолько, насколько должны были бы. Значение имели только почерневшие глаза напротив. Только они.
Охотник не создавал для меня ад. Он всего лишь оживил мой собственный. Всего лишь…
«Когда любишь, можешь снести все что угодно, лишь бы он был рядом» – вспомнила я слова той, что сама сейчас корчилась в пламени своего личного кошмара.
– Решай, охотник. И хоть я трахал обеих, нужна мне всего лишь одна. Эти обноски, – он закашлялся снова, – Я так и быть кину тебе.
Подлый удар. Раз волк не мог ударить охотника когтями, решил ударить словами. С человеком бы это, наверное, прокатило. Мужчины обычно излишне нервно относятся к тому, что их женщину имело пол города. Честно говоря, меня даже больше. Но тут альфа просчитался. Я никогда не притворялась монашкой, а охотник… Охотник давно не был человеком. И что еще важнее охотник все про меня знал. Знал самого начала, а потому он даже не шевельнулся.
Парень и сам понял, что выстрел пришелся в молоко и добавил:
– Решай. Либо так, либо мы оба останемся без любимых.
А вот второй выстрел попал. В меня. Ибо, услышав, как назвал меня оборотень, я вздрогнула, едва не напоровшись на когти. Боюсь, альфа выдает желаемое за действительное. Мое желаемое.