— А как ты проделаешь все это, не вызвав подозрений Ригана, что мы имеем отношение к похищению мальчика и смерти Титы?
— Мы могли бы подстроить так, чтобы один из наших пиратов каким-то образом «нашел» бы мальчика, а мы бы к этому не имели бы никакого отношения.
— А потом будет интересно узнать, не расскажет ли он по возвращении домой своему папочке какие-нибудь занятные подробности о том, как попал на Филиппины. После того как Крюк привез ребенка, мальчик видел тебя и, возможно, помнит, как ты отправляла его в Минданао. Ему сейчас должно быть двенадцать лет, но он уже тогда, в свои четыре года, был очень смышленым ребенком.
Гретхен молчала некоторое время, ее била дрожь.
— А может, послать Ригану анонимное письмо с сообщением о том, где находится его сын? — дрожащие губы вдовы скривились.
— В первый раз я вижу, что ты по-настоящему испугалась. Неужели ты действительно так любишь Ригана, что опасаешься, как бы он не погиб от рук Морской Сирены?
— Любовь не имеет к этому никакого отношения, — зарыдала Гретхен.
— Риган теперь женат. Держу пари, что Сирена сделает его счастливым и у них будут здоровые, красивые дети.
— И она очень быстро станет толстой и уродливой! — выпалила презрительно немка.
— Не важно, какой она будет. Она все равно останется его женой!
— Пожалуйста, Цезарь… ты должен помочь мне.
— А если я помогу? Какую я получу награду? — вкрадчиво спросил испанец, и взгляд его черных глаз скользнул по ее лицу, чувственным губам и остановился на груди.
— Скажи, чего ты хочешь, — и ты получишь это, — прошептала она.
«Пожалуй, все окажется намного проще, чем я предполагала», — подумала вдова. Она понимала, что за оказанную ей помощь нужно будет расплачиваться, и на мгновение испугалась, что Альварес потребует часть ее драгоценностей. Многие из ее украшений были недорогими побрякушками, но некоторые поклонники одарили блистательную блондинку действительно ценными и редкими драгоценностями. Она обрадовалась, сообразив, что Цезарь удовлетворится каким-нибудь часом, проведенным наедине с нею.
По его загоревшимся глазам Гретхен догадалась, что сегодня испанцу хочется чего-то особенного, изысканного. Цезарь нетерпеливо схватил женщину за руку и повел в спальню. Она безропотно последовала да ним в надежде поскорее удовлетворить его желание, чтобы пораньше уехать и еще успеть посетить портниху.
Альварес, в свою очередь, принял покорное поведение Гретхен за испытываемое ею ответное чувство и молча, на ходу, начал срывать с себя одежду. В такие моменты он предпочитал ничего не говорить, и это было хорошо известно вдове. Она полагала, что таким образом он входил в состояние возбуждения. Немке были знакомы правила затеваемой им игры, и она уже прекрасно усвоила свою роль. В данный момент она стояла посреди комнаты и ждала, не проявляя никаких эмоции.
Каждый раз, когда Цезарь начинал эту изощренную игру, Гретхен поражалась его способности к трансформации. Она много раз встречалась с ним в интимной обстановке и по своему опыту знала, что испанец мог быть очень энергичным и пламенным любовником, мужественным и уверенным в обращении с женщиной. Но бывало, что он избирал себе совершенно иную, прямо противоположную ипостась, облекаясь в новую, неожиданную личину: сильный мужчина куда-то исчезал, а на его месте вдруг оказывался некто жалкий, слабый, вызывающий брезгливость; перед женщиной стоял глупо улыбающийся, испуганный влюбленный (так он фантазировал), пытающийся ублажить свою жестокосердную повелительницу, и дрожал от страха, что не сможет угодить ей. Повелительницу должна сыграть Гретхен. Эта роль была совсем нетрудной.
Руки его потянулись к пуговицам платья женщины, и осторожно, одну за другой, он стал расстегивать их, слегка касаясь нежной кожи своей возлюбленной. Затем он стал снимать с нее одежду. Наконец на вдове остались лишь атласный корсет, кружевные панталоны, черные шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Отчаянно и одновременно со страстью он сорвал с нее подвязки и тут же в ужасе отпрянул.
Гретхен прекрасно знала свою роль.
— Неуклюжий дурачок! — сурово произнесла она. — Посмотри, ты оставил синяк на бедре своей возлюбленной! — она вытянула ногу и указала, где, предполагаемо, ее ударила подвязка. — Поцелуй это место немедленно! — сурово приказала женщина.
Цезарь упал на колени перед ней и прижался горячими губами к воображаемой ране. Гретхен с удовольствием заметила, что он уже был сильно возбужден: еще немного — и она сможет уйти.