Еще раз всматриваюсь в черты лица Германа. Они действительно кажутся мне знакомыми, очень смутно, едва уловимо. Но не настолько, чтобы называть этого человека другом детства! Максимум, случайный прохожий. Напрягаю сознание до такой степени, что перед глазами начинают мелькать мушки, а тело немеет. Но в чувства меня приводит голос отца.
— С детства до школы неразлучны были, пока семья Германа не переехала, — продолжает он и пристально смотрит на парня, а тот, помедлив, кивает и расплывается в неестественной улыбке.
Невольно передергиваю плечами и свожу брови к переносице. Молчу. Сканирую взглядом отца, ожидая дальнейших объяснений. Слишком мало зацепок. Не могу вспомнить ни одного эпизода из моего детства, связанного с Германом. Впрочем, у меня вообще те годы пеленой покрыты. Зато события последних месяцев помню вплоть до мельчайших деталей. Что я ела на ужин неделю назад. И какого цвета платье на мне было. Буквально! Не понимаю, зачем моему мозгу эта лишняя информация. Но не контролирую свой персональный «жесткий диск». Правда, судя по всему, гигабайт на нем мало. И старые данные просто перезаписались.
— Что ж, поболтаете по пути. И вспомнишь, — подмигивает мне отец, а я окончательно теряюсь. — Ты же не хотела со мной ехать, — заметив мое недоумение, поспешно объясняет. — Отправишься с Германом. Он как раз тоже учится в твоем универе.
Быстрый взгляд на парня — и отец удаляется, оставляя нас наедине. Понятия не имею, как и о чем завести разговор. Поэтому молча беру свои вещи, глупо улыбаюсь и первой покидаю дом.
Герман провожает меня до автомобиля, за рулем которого бессменный амбал-«убийца», потом он любезно открывает передо мной двери, приглашая сесть в салон. А сам устраивается рядом.
В какой-то момент Герман поворачивается спиной ко мне, возится ремнем безопасности, и нервно ерошит рукой свои удлиненные, словно вовремя не подстриженные, волосы. Замечаю на его затылке часть какой-то татуировки. Всматриваюсь в линии, но цельную картинку различить сложно. Тем более, Герман тут же приглаживает волосы, словно скрывая ее. Хмыкаю и устремляю все свое внимание на дорогу. Разговаривать со своим «другом детства» и вспоминать совместную молодость я не настроена. А я не привыкла делать то, чего не хочется.
Глава 3
— А ты на каком факультете учишься? — все же спрашиваю я, когда мы подъезжаем к университету.
Герман покидает автомобиль первым, чтобы распахнуть дверь и подать мне руку. От идеальных манер парня начинает подташнивать. Нехотя принимаю помощь, а сама осматриваюсь по сторонам. Взгляд невольно цепляется за серый автомобиль, припарковавшийся на противоположной стороне дороги. Он следовал за нами практически от самого дома. Несмотря на весьма распространенные марку и цвет, я уверена, что это был именно он. Лишь единожды обернувшись, я мельком скользнула взглядом по номеру — и мгновенно запомнила его. Цифры так сильно врезались в мою память, что сейчас у меня не было ни единого сомнения.
Кому-то с нами по пути? Или за мной слежка? А может, папочка перестраховался и приставил ко мне конвой?
Последний вариант меня злит. Хмурюсь и стискиваю губы. Некоторое время жду, пока кто-нибудь выйдет из машины, но та просто стоит запертая. Через тонированные стекла невозможно рассмотреть водителя. Впрочем, его лицо вряд ли мне о чем-нибудь скажет: я ведь почти никого не знаю из нынешнего окружения папы. За время, пока я была в Америке, многое изменилось.
Тяжело вздохнув, поворачиваюсь к Герману, который, к слову, так и не ответил на мой вопрос. Думает, я забыла? Не с моей памятью!
— Ну, так что? — вздергиваю подбородок, испепеляя парня взглядом. — Папа сказал, мы учимся в одном универе. А факультет?
Не потерплю игр со мной. Если еще и Герман окажется «подставной лошадкой», то… Берегись, папочка!
— Психология, конечно, — расплывается в улыбке парень и впервые за все время выглядит настоящим и даже милым. — С тобой на одном курсе.
Прокручивается на пятках и направляется к кованым воротам. Некоторое время мрачно сканирую его спину, а потом мчусь следом, немного покачиваясь на каблучках, и хватаю Германа за локоть.
— Сколько тебе лет? — резко спрашиваю, ведь четко вижу, что он старше меня, а значит, не может быть моим однокурсником.
— Двадцать три, — невозмутимо отвечает, подтверждая мои догадки.
— Так ты должен был уже выпуститься, — шиплю с подозрением, вот-вот готовая взорваться.