Так и текли наши дни. За эти годы я прочла, наверное, тысячу книг и выучила несколько сот музыкальных произведений. Кристиан внимательно слушал меня, но сам говорил очень мало, с чужими людьми — вообще никогда. Потому меня так поразило, как быстро вы с ним сблизились! Впрочем, теперь ты можешь представить, насколько сильно отличаешься от тех женщин, жизнь которых Кристиан наблюдал с детства, — прямая, искренняя, открытая, как сама природа, как ветер и океанские волны. — Шанталь улыбнулась, но улыбка получилась очень грустной. — Так вот, я копила деньги. Стремясь выжать из моего покровителя лишний франк, я шла на любые уловки, я разыгрывала страсть, вызывала жалость, а случалось, попросту вытаскивала деньги у него из кармана. Разумеется. Кристиан не знал об этом, хотя, конечно, ему было известно, за чей счет мы живем. Через пять лет месье Леблан умер — ведь он был уже немолод. И тогда я вновь задала сыну вопрос: чего он хочет? И он снова сказал про остров. Я наняла человека, и он нашел это место и этот дом. Я продала все, что могла, кроме инструмента и книг. Я бросила свое ремесло, надеюсь, что навсегда, Подумать только, всю жизнь я провела в постели и видела лишь потолок, а теперь каждый день смотрю на небо, но какой ценой… — Она тяжело вздохнула и закончила так: — Из всего пережитого я сделала главный вывод: мир — один большой бордель, но даже в нем находятся безумцы, которые верят в настоящую, жертвенную любовь.
Она замолчала. Мари исподтишка разглядывала женщину, откровенные признания которой только что выслушала. Шанталь… Чувственное обаяние и хрупкая женственность. Однако ее взгляд был проницателен, тверд, его цепкость выдавала жестокий жизненный опыт. Ее вежливость была суховатой, попросту говоря, ей не хватало простодушия и сердечности, внутреннего тепла. Внезапно Мари вспомнила, как однажды рвала полевые цветы; они были нежны и красивы, но их липкая пыльца испачкала ей руки, и она долго не могла оттереть эти желтые следы. Нечто похожее девушка испытывала сейчас, после рассказа Шанталь. Только липкие следы остались у нее на душе.
— Значит, Кристиан никогда не сможет видеть? — спросила Мари.
— Скорее всего, нет.
— А если попробовать сделать операцию, вытащить пулю?
— Он может умереть, — сказала Шанталь. — Если доктора не решились сделать этого тогда, семь лет назад… К тому же у меня недостаточно денег: если я заплачу за операцию, нам не на что будет жить.
— А я бы попробовала! — с трагическим воодушевлением прошептала Мари. — Пусть бы даже он умер, а я была бы разорена.
— Ты просто слишком мало прожила на свете, — помолчав, ответила Шанталь.
— А что об этом думает сам Кристиан?
— Не знаю, Мари. Я боюсь спрашивать.
Шанталь остановилась. Небо пронизывали мириады светящихся точек; сейчас остров не казался замкнутым пространством, он был открыт всему миру, возможно, даже иным мирам. Мари подняла голову и посмотрела вверх. Внезапно ей почудилось, будто где-то там приоткрылись двери в царство возможного, в другую жизнь, где человек ставит перед собой цель и во что бы то ни стало добивается ее.