— Из которого нам тоже удалось улизнуть.
— Нам с тобой. Хотел бы я знать судьбу Плайера.
— Я тоже.
Я замолчала, потому что почувствовала, что еще немного, и я ему все расскажу, несмотря на твердую решимость этого не делать. Соблазн был слишком велик.
— Надеюсь, что он сумел о себе позаботиться. Мне кажется, что такие, как он, нигде не пропадут.
— Надеюсь, что ты прав. Кстати, нам еще далеко?
— Что, уже устала?
— Что ты!
— Должен заметить, у тебя задатки великолепной наездницы.
— Меня устроит, если я буду довольно неплохой наездницей.
— Ну, этого ты уже почти достигла.
— Учитывая, кто это говорит, я буду считать это комплиментом.
— Давай начистоту. Ты считаешь меня старым брюзгой?
— На пути к этому званию у тебя есть все шансы стать им раньше, чем я стану великолепной наездницей.
Лукас расхохотался.
— Отлично, — кивнул он. — Я ценю подобную откровенность. Нечего со мной церемониться. Мне уже надоело, что меня все нянчат. Карлтон и Тереза… Да я их мысли читаю. «Что бы нам такое сказать, чтобы не задеть бедного-несчастного Лукаса?»
— Я буду говорить только то, что думаю.
— Мне очень приятно общаться с тобой, Розетта. Надеюсь, ты погостишь в Трекорне подольше.
— Мне придется уехать вместе с Джеймсом и Фелисити. Фелисити очень скучает по детям.
Он вздохнул.
— Что ж, тогда попытаемся насладиться тем, что у нас осталось. Какая прекрасная идея — отправиться на длительную прогулку. Надеюсь, это окажется тебе по силам.
— Ты же сам сказал, что я стану великолепной наездницей. Возможно, это произойдет скорее, чем ты думаешь.
— Вот и хорошо. Давай поедем через поле. Мне кажется, так будет намного ближе.
Когда мы пересекли поле, он натянул поводья и остановился.
— Взгляни на этот вид. Как тебе нравится побережье?
— Нравится? Я в восторге. Этот вид просто изумителен. Слово «нравится» здесь неуместно. Какая суровая красота!
— Ты, как всегда, права. Вдоль этого побережья промышляли грабители потерпевших крушение судов. Во время шторма они заманивали корабли прямо на скалы, после чего присваивали себе весь груз. Готов биться об заклад, что во время бури местные жители слышат крики тонущих моряков. Ветер способен издавать странные звуки. Стоит суеверному человеку услышать что-либо подобное — и все, вот тебе и очередная история с привидениями.
— Ты всегда был таким циником?
— Скорее всего, да. Одного святого в семье более чем достаточно.
— Ты говоришь о Карлтоне в несколько пренебрежительном тоне. Неужели добропорядочные люди не заслуживают лучшего к себе отношения?
— На твой вопрос есть очень простой ответ. Примеру таких людей очень сложно следовать. Мы, грешники, склонны относиться к ним свысока на том основании, что нам живется намного интереснее.
— У грешников и в самом деле более интересная жизнь?
— О да. В то же время они усматривают в этом определенную несправедливость. Поэтому они и относятся к святошам так покровительственно. Карлтон — славный парень. Он всегда поступает правильно. Он досконально разобрался в управлении поместьем, он женился на правильной девушке, он произвел на свет наследника, Генри, и очаровательную Дженнифер, его обожают арендаторы, а поместье процветает как никогда прежде. О да, он обладает множеством добродетелей. Но что бы случилось, если бы мир состоял только из порядочных людей? Они бы так наводнили рынок, что все их достоинства мигом бы обесценились. Так что, как видишь, грешники тоже необходимы.
— Как хорошо, что Карлтон оказался таким замечательным помещиком.
— А у Карлтона вообще нет недостатков.
— У каждого из вас есть свои достоинства.
— Да, только у него в придачу ко всем достоинствам имеются две здоровые ноги.
Вот опять эта горечь, всегда наготове. Я досадовала на себя за то, что позволила разговору принять такой оборот.
— У Карлтона с самого начала все складывалось хорошо, — не унимался Лукас. — О, не пойми меня превратно. Я знаю, что он этого заслуживает.
— Лукас, — серьезно произнесла я. — Да, тебе не повезло. Но это уже позади. Того, что свершилось, не изменить. Но ты жив и на свободе, и это главное.
— Ты права, — кивнул он. — Я часто вспоминаю Плайера и утешаю тебя тем, что мне удалось вырваться на свободу. То, что его судьба доставляет мне некоторое утешение, доказывает порочность моей натуры. Я счастлив, что я на свободе.
— Да, — согласилась я, — ты на свободе.
— Взгляни вон туда, — перебил меня он. — Вот это и есть тот самый дом.
— Какой дом?