Елена Павловна: «ученый нашей семьи»
Ее появление в России сопровождалось скандалом. Когда в 1824 году она, очередная немецкая принцесса, приехала в Петербург в качестве невесты царского сына династии Романовых, ее жених, великий князь Михаил Павлович, наотрез отказался венчаться...
Фредерика Шарлотта Мария, принцесса Вюртемберг-Штутгартская, которой было тогда семнадцать лет (родилась в 1806 году), сразу же не понравилась великому князю — уж слишком она была высокого мнения о себе, слишком умна, скучно рассудительна, словом, не нашего поля ягода. С большим трудом вдовствующей императрице Марии Федоровне (которой девица приходилась внучатой племянницей) удалось уговорить принцессу повременить, не уезжать. Тем временем на Михаила давили со всех сторон, и он, как самый младший в семье, подчинился воле матери и братьев — императора Александра I и великих князей Константина и Николая, вздохнул и в феврале 1824 года пошел-таки под венец с великой княгиней Еленой Павловной — такое православное имя получила немецкая принцесса Вюртембергская.
Трудно представить себе более разных людей, объединенных в одной семейной паре, чем Михаил и Елена. Она воспитывалась в Париже, получила блестящее образование в знаменитом своими выпускницами парижском пансионе госпожи Кампан. С ранних лет она, от природы талантливая и любознательная, проявляла необыкновенные способности к точным и естественным наукам и увлекалась ими. Выдающийся французский зоолог Жорж Кювье даже хотел видеть ее своей ученицей, но принцессе от рождения был уготован иной удел. В пятнадцать лет узнав, что ей предстоит стать женой великого князя Михаила, принцесса самостоятельно, имея только словарь и грамматику, быстро выучила русский язык, чем, приехав в Россию, поразила придворных. Да и впоследствии Елена Павловна интересовалась наукой, заметно выделялась умом и образованностью среди Романовых. Недаром император Николай I в разговоре с французским путешественником Кюстином с гордостью сказал о ней: «Это — ученый нашей семьи», и что к ней он отправляет иностранных путешественников, чтобы они убедились в учености русских дам.
«А это — бурбон нашей семьи», — так мог бы сказать царь о супруге Елены Павловны, своем родном брате Михаиле. Действительно, в сравнении с ним даже такие страстные любители фрунта, как Константин и Николай, выглядели мягкотелыми либералами. Император Николай I каждый раз горько вздыхал, слушая жалобы офицеров на удручающий мелочный педантизм и крайнюю вспыльчивость брата — командира гвардейского корпуса. Потускневшая пуговица или незастегнутый крючок вызывали у Михаила целую бурю начальственного гнева. Впрочем, несмотря на это, военные любили своего командира, называя его «добрым угрюмцем»: как писал биограф Михаила, «под личиной строгости великий князь, однако, таил доброе сердце», был отходчив. О нем сохранилось множество забавных историй. Однажды в театре, из своей ложи, он заметил в партере офицера, с которым перед поездкой в театр виделся в полку — тот как раз был на дежурстве. В перерыве великий князь быстро выскочил из ложи, побежал к выходу из театра, сел в возок и помчался на полковой двор. И там его встречал... этот самый офицер. Так было несколько раз, пока Михаил Павлович, заинтригованный происходящим, не уговорил офицера рассказать, как ему это удается, и не бояться наказания. Офицер сказал, что не только великий князь наблюдал за ним из ложи, но и он наблюдал за великим князем из партера. Как только Михаил выскакивал и ехал в полк, офицер успевал вскочить на запятки его возка и выпрыгивал, как только возок великого князя въезжал на полковой двор. Михаил Павлович засмеялся и простил ловкача — он и сам был необыкновенно остроумен, каламбуры и высказывания Михаила Павловича любили повторять в обществе как анекдоты.
Дети (а у Елены и Михаила было пятеро дочерей, но до старости дожила только одна) всегда чувствовали доброе сердце отца. Как только он появлялся вечером в их спальне, они вскакивали с постелей и с визгом повисали у него на шее. Зато когда заходила мать, они чинно лежали под одеялами, подставляя лобик под ее холодный поцелуй. Нужно признать, что, несмотря на ученость и высокий ум, в Елене Павловне не было доброты, сердечности и непосредственности Михаила Павловича, в поступках ее всегда чувствовалась внутренняя дисциплина, сдержанность, порядок, рационализм и взвешенность. Естественно, что супруги ладить не могли. В год двадцатипятилетия их брака Михаил пошутил: «Еще пять лет такой жизни и наш брак можно назвать Тридцатилетней войной». Но он не дожил до конца этой «войны» и внезапно умер в 1849 году.