После этого жизнь вдовствующей великой княгини не претерпела резких изменений, и, прерванная на положенное время трауром, вереница приемов и празднеств в ее Михайловском дворце (каждый ныне знает его как современный Русский музей) продолжилась. Эти празднества не уступали царским и даже превосходили их: Елена Павловна отличалась высочайшим вкусом и изобретательностью. Как писал М. Корф после одного из праздников в Михайловском дворце, «подобного соединения в одно прекрасное целое всех обаяний роскоши, изобретений воображения и изящного вкуса мне никогда не случалось видеть даже при нашем блестящем дворе. Для достойного описания этого праздника надо было совокупить живопись с поэзией, кисть Брюллова с пером Пушкина». Такого же мнения был и французский путешественник Кюстин, особенно потрясенный зимним садом, под душистыми кронами экзотических растений которого прогуливались гости. Посредине, сверкая всеми цветами радуги, бил огромный фонтан, отражаясь в зеркальных стенах. Кюстин записал: «Я не понимал, сон это или явь. Во всем была не только роскошь, но — поэзия». Чтобы покинуть этот рай, Кюстину пришлось пройти через рощу цветущих апельсиновых деревьев... И это — в Петербурге!
С годами Михайловский дворец стал не только чертогом непревзойденных по красоте празднеств, за что его хозяйку высоко ценил Николай I, но и местом встреч в салоне великой княгини Елены Павловны. Она, как писал Модест Корф, «мало находит удовольствия в праздниках и блестящих балах придворных. Она более расположена к тихому и более скромному образу жизни и любит окружать себя умственною аристократией столицы: науки, художества, политика составляют любимые ее занятия». Для того чтобы быть истинной хозяйкой салона, у нее были все данные. Ведь это была эпоха светских салонов, которые — особенно для думающих людей — были подчас интересней придворной жизни. Салоны (от названия зала для приема гостей) могли называться по-разному: «гостиными», «вечерами», «средами», «четвергами», «пятницами» (по дню их еженедельных сборов), но суть оставалась неизменной — это была одна из распространенных форм неформального (как при дворе) общения дворянства, а потом и интеллигенции. Устройство вечеров (почти всегда салоны устраивались по вечерам, и гости получали заранее приглашения) обычно предполагало некую программу вечера. Кроме свободного общения гостей по произвольным группам устраивались музыкальные концерты, литературные чтения, старики играли в карты, а рядом, в танцевальном зале, веселилась молодежь.
Было общепризнано, что главой этих вечеров была хозяйка. Она собирала гостей, учитывая их характер, склонности, продумывала темы для беседы и — в меру своего такта, ума и способностей — направляла беседу, меняя ее направление. Читатели помнят, как вела такой вечер в своем салоне героиня романа Л. Толстого «Война и мир» Анна Павловна Шерер: «Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, — так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину». Так и великая княгиня Елена Павловна была истинной хозяйкой и королевой своего салона. Кюстин отмечал глубокий ум, необыкновенное обаяние и такт хозяйки, ее умение, как писал другой очевидец, беседовать с гостями «по приличности каждого». Иван Тургенев образно писал о своей первой встрече с Еленой Павловной: «Она женщина умная, очень любопытствующая и умеющая расспрашивать и — не стеснять. На конце каждого ее слова сидит как бы штопор — она все пробки из вас вытаскивает».
Тут видно и знание людей, и большая, разнообразная образованность хозяйки. Так, Кюстин в разговоре с Еленой Павловной поразился прекрасной осведомленности великой княгини в современной ему французской литературе. Да и русскую словесность она знала не хуже. Дважды Елена Павловна виделась с Пушкиным, разговаривала с ним о Пугачеве, он даже давал великой княгине почитать тогдашний самиздат — запрещенные «Записки» Екатерины II. В своем дневнике Пушкин записал, что она «сходит с ума от них», она же отмечала, что беседа с ним «кажется мне очень занимательной». Дружила Елена Павловна и с Василием Жуковским, который помогал ей совершенствовать русский язык, и с Федором Тютчевым. Особенно увлечена она была прозой Гоголя — явное свидетельство неординарности этой читательницы. Она же добилась издания первого собрания сочинений великого писателя.