Лаоклейн печально улыбнулся:
— Не надо судить себя слишком строго. Для любого не так легко было бы признать ребенка Лесли своим собственным.
— Мне не следовало любить ее, но она была самой прелестной девушкой, какую я когда-либо встречал.
Лаоклейн коротко хмыкнул:
— Ошибка, свойственная многим мужчинам. Будь благодарен судьбе, что находился в объятиях Лесли только одну ночь, а не всю жизнь, — он нахмурился. — Куда ты думаешь отправить мальчика? Если эта чертовка сможет добраться до него, толку не будет.
Никейл уже размышлял над этим.
— Что, если Франция?
— Да, — Лаоклейн неспешно кивнул. — Хорошая возможность. Союз еще существует, хоть Маргарита продолжает плести интриги против Олбани.
— Бедный Джеми перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что его вдова организует заговоры, чтобы взять в Англию его крошечного сына. Она заслуживает смерти как предательница, пока не воплотила все, о чем говорит.
Лаоклейн понимал эти суровые обвинения. Джеймсу V был всего год, когда не стало его отца. Хотя по воле мужа Маргарита Тюдор была назначена регентшей сына, верность и права были поставлены под подозрение. Год спустя Палата лордов назначила регентом герцога Олбани, и с тех пор Маргарита вовлекалась в бесконечные заговоры, стремясь установить контроль над своим сыном.
— Маленький король вряд ли будет в безопасности возле короля Англии Генриха, но едва ли мы можем приговорить к смерти мать за стремление воссоединиться с сыном.
Глаза Никейла потемнели от негодования.
— Если бы она хранила преданность, не было бы причин держать ее сына отдельно.
— Она англичанка. Сестра Генриха Тюдора. Она никогда не была шотландкой, хоть и была королевой, женой Джеми. Ее привязанности остались неизменными, я в этом не сомневаюсь, потому что они никогда не менялись с момента ее рождения.
— Вы оказываете ей больше чести, чем остальные, мой господин. Некоторые считают, что у нее совсем нет никаких привязанностей, кроме как к себе самой и, возможно, к герцогу Ангусу, с тех пор как они женаты. Это только Ред Дуглас доверяет ей из-за того, что она замужем за его господином.
— Дугласы больше заботятся о себе, чем о Шотландии, но они не так глупы, — согласился Лаоклейн. — Они не повернулись к ней спиной.
Никейл отодвинулся от стола:
— Итак, Франция лучше всего подойдет для мальчика. Я отправлюсь за ним на рассвете.
— Ты хочешь, чтобы кто-то поехал с тобой? Парлан, например? — предложил Лаоклейн — Или Тавис?
— Нет, — помедлив, ответил Никейл. — Нет, мой господин. Я поеду один. Сын — мой. Она не посмеет противоречить мне.
Лаоклейн ничего не сказал. Он молился, чтобы он оказался прав и чтобы Никейл еще мог избавить молодой неустойчивый разум от пагубного влияния Лесли.
Вздохнув, он поднялся из-за стола. Его мысли обратились к жене. Он очень любил Дару, и ему трудно было думать о предстоящем разговоре с ней.
Глава 3
Огонь в камине вспыхнул, и Дара посмотрела на открывшуюся дверь. Лаоклейн, войдя, как всегда, заполнил собой всю комнату.
Дара сидела, скрестив ноги, как ребенок, посередине огромной кровати, приглаживая щеткой свои роскошные волосы.
— Мой господин? — вопросительно произнесла она. Она чувствовала его напряжение, но Лаоклейн молчал и смотрел в окно. Дольше минуты она ждала, пока он заговорит и скажет то, с чем пришел и о чем она догадывалась. Наконец она поняла, что он не может начать.
— Ты считаешь, что наступило время отослать ее из Галлхиела ко двору?
Он повернулся:
— Она слишком молода для двора. Я подумал, может быть, отослать ее к Ниаллу и Анне на год или два.
— В Атдаир?
Собственно, это не было вопросом, и Лаоклейн не ответил. Он наблюдал за чувствами, промелькнувшими по лицу Дары. Более пятнадцати лет прошло с тех пор, как он покинул Атдаир вместе с Дарой, чтобы предотвратить пограничную войну. С того времени в Атдаире обосновался его брат, заботившийся о благополучии и процветании замка. Они с Дарой могли вернуться на границу, если бы хотели. Но они никогда не хотели.
Дара вздохнула, пока он молчал. Она не любила Атдаир, хотя именно там она впервые познакомилась и полюбила Лаоклейна.
Но именно там она содержалась как пленница его сводным братом, Руодом, похищенная из своего дома из Англии; в памяти ее свежи были воспоминания об убийстве ее брата. Нет, она не испытывала любви к Атдаиру, но Ниалл и Анна окажутся хорошими воспитателями для их дочери. Анна сможет научить ее многим вещам, которые помогут ей выжить при дворе в Шотландии.
— А она должна жить при дворе? — с отчаянием спросила Дара. — Я ведь не жила.
Лаоклейн улыбнулся ее словам:
— Нет, ты была похищена одним человеком, очаровала его брата, и он отвез тебя в дикую Шотландию, в замок, где не было роскоши, которой желала для тебя твоя семья. Ты хочешь этого для своей дочери?
— Да, если он сможет быть так же счастлива, как была я.
Смех прервал ее ответ.
— Да ты убьешь любого мужчину, который прикоснется к ней против ее воли, моя дорогая.
Она улыбнулась:
— А ты нет?
— Боюсь, я буду готов убить любого, кто прикоснется к ней, захочет она сама того или нет. Но однажды она должна будет выйти замуж, и тогда мы не сможем защищать ее. И она должна выйти замуж за человека благородного по рождению и такого же богатого, как она сама. Я не потерплю никого, кто хотел бы жениться на ней ради выгоды. — Решимость промелькнула на его лице. — Она должна быть при дворе, ведь это единственное место, где она может встретить такого человека.
— Но она еще так молода. Неужели мы не можем подождать год, один только год?
— Нет, Дара. Она молода и схватывает все на лету, но мне не нравится, чему она учится здесь, она делается своенравной, противоречит старшим. В ней нет покорности и уважения к тем, кто знает больше нее. Мы избаловали ее, Дара, и это нужно исправить. У Анны это хорошо получится.
Дара с сомнением улыбнулась:
— Боюсь, она никогда не станет такой прилежной, спокойной и кроткой, как Анна.
— Да я и не хочу, чтобы она усвоила только это. Она должна быть также и сильной, достаточно сильной, чтобы выстоять одной, когда это будет необходимо. Мы научили ее этому. Долина дала ей уверенность и осознание того, кто она есть. Теперь это нужно дополнить другими качествами, чему ее могут научить Ниалл и Анна.
— В Галлхиеле станет одиноко.
Сердце у Дары защемило при одной мысли об отъезде Риа. Она соскользнула с кровати и встала перед ним.
— Я бы хотела, чтобы у нас были еще дети, Лаоклейн.
— Я не чувствую недостатка в них, Дара. Я вполне доволен тем, что у меня есть ты и наша девочка.
Он знал, каким большим горем было это для нее. Она потеряла сына в ночь, когда Лесли и Каиристиона напали на Галлхиел. После рождения Риа у нее был еще один выкидыш, и Дара потом едва не умерла от лихорадки. После этого беременностей больше не наступало. Он не сожалел об этом. Он был напуган тем, что мог потерять Дару, и не имел желания снова рисковать.
Он нежно заключил ее в свои объятия:
— Риа вернется к нам, Дара. Это не навсегда.
— Она вернется не к нам, а в Галлхиел. Мне кажется, она любит его больше всего.
Но Дара была согласна подчиниться его решению и найти покой и удовлетворение в его объятиях.
Почувствовав, что она успокоилась, Лаоклейн не хотелось говорить о сыне Лесли, но он не мог допустить, чтобы она узнала это случайно, от других.
— Тот юноша, Гавин, что пришел из Аирдсгайнна, — сын Никейла.
Дара замерла, но ничего не сказала.
— Никейл завтра поедет туда, чтобы отвезти его во Францию.
— Лесли не отпустит его.
— У нее нет выбора.
Ее поразило, что по иронии судьбы она и Лесли теряют своих детей в один и тот же момент. Но она не чувствовала никакой симпатии к своему врагу, и когда на следующее утро она увидела отъезжающего Никейла, в ее сердце не промелькнуло сочувствия к Лесли из Аирдсгайнна.