Это было унизительно, но он решил бежать. Он хотел свиснуть, чтобы предупредить Мукуро об опасности, но вовремя понял, что вместо побега тот попрется ему на выручку.
— Хах, словно старика преследуем! — насмешливо крикнули со спины. Шаги приближались стремительно, звякнул металл вытаскиваемого из ножен меча.
Хибари резко вильнул в сторону за деревья; очередная стрела оцарапала его шею, а следующая, задев ветки, пронзила руку чуть выше локтя. Он упал и, перекатившись по земле, помчался дальше, на ходу вытаскивая из руки стрелу: она вошла неглубоко, благодаря тому, что ее полет на мгновение замедлился, когда она продиралась сквозь густые ветви.
Он обернулся, выставляя перед собой нож, и противно заскрипело железо, высекая из клинков искры. Нож разлетелся на части, и преследователь замахнулся снова, как вдруг отлетел назад, падая ничком на землю. Хибари недоуменно взглянул на то, как тот кривится, пытаясь глотнуть воздух, а в его шее торчит самодельная грубо стесанная стрела, которая и летать-то должна с трудом.
— Это последний?! — раздался позади громкий оклик, и Хибари повернулся на голос, воинственно сжимая кулаки. К нему приближался мужчина с колчаном за спиной, в руке он расслабленно держал такой же самодельный лук. — Эээ… ты не из наших? — удивился он и вскинул оружие. На его предплечье красовалась красная повязка — символ свободы. Символ повстанцев.
— Хибари Кея, — ответил Хибари, и тот изумленно отступил, вновь опуская лук. — Спасибо за помощь.
***
Мукуро с трудом высек искру, которая печально потухла, даже не попытавшись поджечь дрова.
Чтобы не быть окончательно бесполезным, он решил порыскать в поисках какой-нибудь пищи, но обнаружил лишь омерзительные куски червивого мяса. Поэтому так воняло в доме.
Собрав кое-какой скарб, он просто подумал, что стоит дождаться Хибари — пусть тот и будет издеваться над его неумением управляться с бытом. В конце концов, он был лордом столько времени, что не удивительно, почему он позабыл все хитрости обыденной жизни простолюдина.
Время шло, а Хибари все не появлялся, и Мукуро стал волноваться.
На него могли напасть, да он и сам вполне мог потерять сознание где-нибудь под деревом, и его без особо труда сможет загрызть какой-нибудь хищник. Надо было самому идти искать еду, черт побери.
Он вышел на улицу, осторожно оглядываясь по сторонам, и, увидев свежую зарубку на дереве, решил пойти по следам — вдруг и впрямь Кея нуждается в помощи.
Едва он прошел с сотню метров, как услышал громкие голоса и лязг доспехов. Пришлось спрятаться в зарослях и затихнуть.
Выглянув из-за веток, он увидел небольшой королевский отряд, очевидно, совсем недавно побывавший в бою: тащили раненных, едва волоча ноги, а некоторые шли с пустыми колчанами и ножнами. Либо они столкнулись с бандитами — хорошо вооруженными и организованными, либо с повстанцами.
Мукуро дождался, когда шаги и голоса утихнут, и побрел дальше, мучаясь сомнениями.
Зарубки все еще попадались на глаза, но самого Хибари нигде не было видно. Если он потерял сознание, то отряд бы наткнулся на него стопроцентно, и сейчас Мукуро увидел бы его в их компании. Значит… вполне возможно, Кея просто перешел к повстанцам. Точнее, к Каваллоне.
Мукуро понимал, что Кея в любом случае вернулся бы за ним — слишком уж сильна у него жажда мести, но… Не лучше бы избежать боя? Он решил, что если придется драться, то драться он будет на полном серьезе, но он по-прежнему не хотел убивать Хибари. Не лучшая ли это возможность отпустить его?
Внезапно он наткнулся на мертвое тело: солдат, судя по легким доспехам — разведчик. Из горла у него торчала самодельная стрела, и были срезаны петли с пояса, значит, с него сняли ножны.
Здесь точно были повстанцы.
Мукуро огляделся. Трава была примята — явный признак борьбы, а неподалеку валялся разломанный нож, что они нашли у убитых ими разбойников.
Сомнений не было — Кея точно был у повстанцев.
Мукуро сел рядом с трупом и задрал голову кверху, разглядывая лениво покачивающуюся на ветру крону деревьев.
Если бы он знал, что им досталось так мало времени…
В голове всплывали воспоминания в мельчайших подробностях: первая встреча, когда Хибари появился в его кабинете и попытался его убить; темная душная темница, лежащие кучкой дохлые крысы и хриплые вскрики, сопровождающие их первый раз; новость о боях, которая заставила его впервые что-то почувствовать к Кее; Каваллоне, в конце концов, из соперничества с которым все и началось; все те дни, что прошли в столице, наполненные напряжением и болью — даже тогда Мукуро умудрялся испытывать хоть какое-то подобие счастья. Пора это все перечеркнуть?
Кея грезит о Каваллоне едва ли не больше, чем о сражение с ним, так зачем же опять отрывать его, когда он всего в шаге от желаемого?
Может быть, если бы не прошлая ночь, Мукуро бы так просто не смирился, но Кея отдался ему только потому, что так сильно хотел Каваллоне. Если он настолько его желал, что даже не сопротивлялся, то о чем может быть речь вообще?
Мукуро вздохнул, сам не понимая — облегченно или, наоборот, горестно, и поднялся, отряхивая и без того грязные штаны. С этого момента ему нужно в первую очередь позаботиться о самом себе, а проблем у него и так навалом.
Он постоял немного, перекатываясь с носка на пятку, а потом развернулся в другую сторону.
Ему предстоял долгий путь.
***
Тронная зала была наполненная расфуфыренными лордами и леди, а церемониймейстер все называл и называл новые имена.
Бельфегор восседал на троне, который фактически ему еще не принадлежал, и с легкой улыбкой приветствовал гостей, выказывающих ему свое почтение. Вайпер, даже в такой знаменательный день наряженная весьма неброско, стояла рядом, по левую его руку, с другой стороны от Виллани, холодно оглядывающего присутствующих. Несмотря на его явное желание присоединиться к преследованию ордена сопротивления и поимке Рокудо Мукуро, ему пришлось остаться возле короля — по прихоти самого короля, разумеется.
Бьякуран тоже присутствовал — не мог не присутствовать. С ним поздоровались герцоги, что удивляло: они предпочитали не опускаться до общения с кем-то, чей титул ниже маркиза. Такая любезность могла быть вызвана лишь тем, что Бельфегор, не принимая во внимание его ответ на сомнительное предложение, рассказал своим приближенным о том, что собирается сделать. Что ж, это было в его духе.
— Коронация нового короля спустя всего два месяца после смерти старого? — шепотом возмущались где-то в стороне. — Это просто вопиющее безобразие.
— Его Величество всегда был таким, так что неудивительно. У него были напряженные отношения с братом.
— Но такое неуважение!.. Хотя бы по отношению к традициям.
— Остается надеяться лишь на то, что его правление долго не продержится. Орден сопротивления должен обратить внимание в первую очередь на него, а не на нас — простых лордов. Думаю, герцог Буфе стал бы отличным правителем.
Бьякуран усмехался, слыша такие переговоры. Неудачное время для критики Бельфегора, у которого шпионы есть наверняка даже в уборных комнатах. Будет неудивительно, если спустя несколько дней эти беспечные лорды «случайно» умрут на охоте или просто пропадут без вести.
Джессо бродил по зале, ощущая на себе любопытные, неприязненные и даже жалостливые взгляды: все уже со всех сторон обсосали сплетни о том, как Занзас и Мукуро отреклись от своих титулов и стали изменниками короны. Кто-то причислял Бьякурана к ним, ожидая от него такой же подлянки, кто-то сочувствовал и пытался утешить, чем только еще больше раздражал, а кто-то искренне радовался, что безумной тройки лордов, не вписывающихся в высший свет, больше нет.
— Рада встрече, граф Джессо, — окликнул его тихий голос. Бьякуран обернулся и опустил голову, разглядывая свою собеседницу.
Это была Хром. Он видел ее в момент, когда Бел объявил о предательстве Мукуро. Видел, как стойко она держалась, несмотря на обращенные к ней насмешливые и лживо-сочувственные взгляды, несмотря на то, что ее тетя тут же бухнулась в обморок и несмотря на то, что с этого момента ее репутация безнадежно была потеряна — большая ее часть уж точно. Она кротко принесла извинения за поведение своего жениха, объявила о разрыве помолвки, что было само собой разумеющимся, иначе ее бы тоже обвинили в измене, и удалилась, уводя за собой тетю, едва ли не заливающуюся слезами.